– Ну,– сказал он,– видимо, буду сидеть здесь, пока они не придут и не заберут меня.
– Ты ведь не будешь делать этого на самом деле?– спросила она, хотя очень переживала, что именно это он и собирался делать.
– Я уже бывал в тюрьме, Мэй,– напомнил он ей. – Там не так уж и плохо. Как-нибудь переживу.
– Тогда ты был не так умен,– пыталась она его успокоить.
– Можно вернуться к старым привычкам,– говорил он. – Возможно, у меня еще осталось там пару знакомых с тех времен.
– А может они по новой там оказались.
– Да, возможно. Старое место притягивает.
Мэй прекрасно знала, что у Джона была дурная черта: когда ситуация становилась критической, он с большим удовольствием предпочитал тонуть в теплой ванне отчаяния. Как только ты поддался отчаянию, твоя песенка спета. Уже нет смысла бороться, ты списал себя со счетов. Отчаяние – как скамейка, а ты только ее подогреваешь.
Мэй знала, что в такие моменты это ее работа – вытаскивать Джона из цепких лап отчаяния и тащить его в сторону правильного направления. И даже не суть в том, выиграешь ты или проиграешь, главное – это оставаться в игре.
– Джон,– твердо сказала она,– не будь эгоистом.
Он в недоумении захлопал ресницами, словно его резко выдернули из воображаемой тюрьмы, где он вернулся к своему тюремному братству.
– Что?
– А что будет со мной?– требовательно спросила она. – Ты вообще обо мне когда-нибудь думаешь?– С тобой в тюрьму я пойти не могу, ты это прекрасно знаешь.
– Да, но…
– Что я буду делать, Джон, если тебе припишут от десяти до пятнадцати?– не унималась она. Я тут взяла на себя некоторые обязательства, и ты это тоже знаешь, я надеюсь.
– Мэй, но дело ведь не во мне, а в этом копе.
– Нет, это ты тут сидеть собрался,– не сдавалась она,– как будто автобуса ждешь. Вот ты и дождешься этого автобуса. Прямиком в тюрьму! Да что с тобой, Джон?
Он неуверенно пытался отстоять свою позицию.
– Мэй? Ты что, хочешь, чтобы я полез в это подвальное помещение? Ладно с этим помещением, ты хочешь, чтобы я каким-то непонятным образом попал в лифт, который ведет туда? Там все деньги банка, Мэй, ты представляешь, какая там охрана? И даже если я свихнусь настолько, что решусь туда пойти, кто мне там поможет? Кто еще согласится пойти на такой смертельный номер?
– Звони Энди,– коротко ответила она.
Ночью купол совсем не выглядел золотым. На строительной площадке горел свет, хоть работы и не велись на данный момент, свет больше горел, дабы избежать хищений, но обычно речь шла о досках или гипсокартоне, но никак не о золотом куполе пятнадцать футов в высоту. В этом свете, подумал Энди Келп, этот купол больше был похож на абрикос. Даже не персик, нет, там был не такой четкий цвет, а именно абрикос, хотя на нем не было той самой полоски, характерной для абрикосов, которая всегда выглядит так, будто на фрукт натянули купальный костюм с трусами-стрингами.
Энди Келп, худощавый остроносый парень во всем матовом черном, отлично сливался с темнотой ночи, поэтому он спокойно передвигался из одного места в другое, будучи незамеченным. Сейчас он ходил по периметру огороженной стройплощадки, где начала возводиться мечеть, но на данный момент строительство было приостановлено, потому что сообщество столкнулось с вопросами культуры и идеологии Нью-Йорка.
А ходил Энди Келп вокруг этой площадки, думая о том, что идея кражи чего-то таких габаритов, особенно у людей, которые в прошлом всегда считались крайне вспыльчивыми, была ужасной, потому что единственное, чего не хватало Келпу – так это мнение Джона Дортмундера по поводу этой затеи. Он был практически уверен в том, что Джон видел эту затею ровно так же, как видели ее все остальные, но, к несчастью, Джон не пришел на встречу в заднюю комнату в «Бар и Гриль», чтобы однозначно поставить крест на этом плане, потому что его выловил какой-то непонятный коп.
Не только из-за нехватки звеньев в логической цепочки этого плана, но и потому, что ему нечем было заняться в данный момент, он взял машину на Восточной Тридцатой улице на Манхэттене и поехал в Бруклин, чтобы осмотреть этот купол, обойдя его по кругу два раза. Как он и предполагал, его первое решение оказалось правильным, и тут возле ноги завибрировал телефон – молчание в некоторых ситуациях дороже любого золотого купола – он достал трубку и промычал:
