Она принялась скрести ногтем ошейник. По всем ощущениям, сделан он был из дешевого материала. Девушка обнаружила на ошейнике маленький замок — наподобие того, каким закрываются чемоданы. Здесь же он был нужен, чтобы ремешок плотно облегал шею и не болтался. Дженнифер надавила ногтем чуть сильнее, так чтобы потом можно было вновь найти то место, которое она уже прощупала. А вдруг, подумала пленница, она сможет протереть его насквозь так, чтобы он распался на кусочки?
Она убеждала себя в том, что непременно должны существовать способы вырваться на свободу. Она пыталась разработать порядок действий. Во-первых, нужно как-то обрести свободу движений. Во-вторых, выйти из комнаты через дверь. «Кстати, закрыта ли та на замок?» Затем — выбраться из подвала, где ее держат в заточении, подняться по лестнице. «С какой стороны может находиться лестница? Она должна быть где-то рядом с выходом». Потом нужно найти дверь, ведущую из дому на улицу. И тогда — бежать. Не важно, в каком направлении. «Главное — прочь. Это уже будет несложно, — подумала Дженнифер. — Если только я смогу выбраться наружу, туда, где дальше уже можно бежать, — меня никто не догонит. Бегаю я быстро. В любых спортивных соревнованиях я всегда бегала быстрее всех. Школьный тренер хотел, чтобы я участвовала в забеге, но я отказалась. Хотя я, конечно, могла бы сделать всех этих девчонок, да и большинство мальчишек. Все, что мне нужно, — это чтобы обстоятельства сложились в мою пользу».
Дженнифер убрала руки с ошейника и принялась поглаживать своего медвежонка. «Потихоньку, шаг за шагом. Мы это сделаем. Я обещаю», — шептала она Мистеру Бурой Шерстке. Услышав, что ее голос отдается эхом в помещении, она удивилась тому, как громко, оказывается, произнесла эти слова. На мгновение ей даже почудилось, что она буквально выкрикнула их. Затем Дженнифер сообразила, что говорила шепотом. Гулкое эхо еще звенело у нее в ушах, когда вдруг сознание девушки уловило совсем иной звук. Кто-то подошел к двери. Дженнифер вздрогнула и наклонила голову в ту сторону, откуда послышался шум.
Она закусила губу. Не слышно было, чтобы кто-нибудь вставил ключ в замок. Не слышно было, чтобы кто-нибудь отодвинул щеколду. Она попыталась припомнить все прошлые разы, когда открывалась дверь. Был ли тогда какой-то особенный звук? Нет, девушка была абсолютно уверена, что каждый раз слышала, лишь как поворачивается дверная ручка. О чем это могло говорить?
Дженнифер не успела ответить себе на этот вопрос, ибо не прошло и доли секунды, как в помещении прозвучал мужской голос:
— Встань. Сними нижнее белье.
* * *
Майкл и Линда понимали, что «Часть четвертая» посвящена не только сексу, но также обладанию и власти. Сексуальный компонент тем не менее был решающим: он являлся тем стержнем, на котором держался успех всего шоу, — так полагали они. Майкл провел часы, изучая буквально каждый кадр «Хостела» — этот сериал, считал он, деградировал до уровня подросткового ужастика, где кровь текла рекой. Но там, где слишком много крови, уже пропадает всякое напряжение. В свою очередь, у Линды подобные фильмы вызывали омерзение, зато она читала и перечитывала каждую попадавшуюся ей на глаза книжку о Патти Херст и Симбионистской армии освобождения. Линду восхищало то, как богатую наследницу Херст, используя методы психологического воздействия, превратили в революционерку по имени Таня. Конечно, им с Майклом не было никакой нужды в том, чтобы Номер Четыре тупо взяла в руки автомат с пустой обоймой и участвовала бы в плохо спланированном ограблении банка или в акциях из разряда «накорми бедноту». Но что более всего поражало Линду — это то, что Херст была вынуждена отказаться от своей идентичности. Изоляция. Чувство постоянной угрозы. Физическое насилие. Сексуальное давление. Каждый из этих компонентов словно бы по кусочку отламывал от Патти Херст частицы ее прежней личности, до тех пор пока она не стала «чистым листом», на котором можно было «написать» все, что угодно, чем и воспользовались ее похитители. Линда пришла к выводу, что те же самые элементы можно было использовать и в их с Майклом шоу. Она предполагала, что идея, приводившая в восхищение ее, Линду, должна точно таким же образом воздействовать и на всех остальных людей в мире. В отличие от Майкла, который несколько отчужденно относился и к самому́ шоу, и к тем, кто готов был платить за круглосуточный доступ к прямой трансляции с участием Номера Четыре, Линда ощущала, что ей в какой-то мере были присущи те же страстные увлечения, что и их клиентам.
