— Ты заходи ко мне почаще! — болтала Матильд.
Этого Жизель уж точно не хотелось. У мадам Мильен целыми днями собиралось старушечье царство, которое либо сюсюкало с ней, воспевая её добродетель, либо ругало новый порядок, в котором всё было не так.
Продолжая тараторить, тётя Матильд повела Жизель в зал для банкета, дабы взглянуть, как идут приготовления. Мадам сразу же принялась поучать слуг, и Жизель получила возможность передохнуть. Она обошла вокруг стола, с тоской думая, что опять придётся слушать бред старой тётки.
Спас Жизель Альфред Буассе, деловой компаньон семьи Карме. Из молодых успешных людей. Он был из тех аристократов, которые давно забросили шпаги, закопали привилегии, забыли обо всех дворянских глупостях и засели за счётные книги.
— Мадам Мильен! — обратился он к старушенции. — Вы сегодня так милы!
— Благодарю, — улыбнулась она.
— Простите, что похищаю у вас мадам Жизель, — извинился он. — Её звал супруг.
Мадам благосклонно кивнула.
— Спасибо! — горячо поблагодарила Жизель.
— Не стоит благодарности, — улыбнулся он. — Я не мог безучастно взирать на ваши мучения.
Пока Жизель молила Бога, чтобы выдержать болтовню «старой ведьмы», ее муж Бенджамен обсуждал с отцом очередное дело.
— Отец, мне нужна твоя финансовая помощь! — говорил он. — Пойми, это выгодное дело, а без тебя я не справлюсь.
— Я не хочу иметь дело с марсельцами! — коротко ответил отец. — Я тебе уже давно сказал свое «нет» по этому делу! Я выделил тебе состояние, ты удачно ведешь дела, так вот сам и разбирайся со своими друзьями. Чтоб им пусто было! Подумать только — с кем ты связался! Хватит с меня того, что я теперь почти на равных общаюсь с чернью. Ты хочешь и этот сброд на меня повесить!
— Жаль, — вздохнул Бенджамен. — Я надеялся, что ты подумаешь…
— Простите, что прерываем вашу беседу, — вмешался мсье Буассе. — Я привёл мадам Жизель. Пришлось спасать её из лап мадам Мильен.
— Жизель, я думал, тебе нравится её общество? — удивился Бенджамен.
Супруга предпочла промолчать.
— Общество Матильд? — хохотнул его отец. — Она кого угодно замучит.
— Это точно! — добавила подбежавшая Адель.
Весёлая, лёгкая, воздушная.
— В банкетном зале уже давно всё готово! — воскликнула она.
— Благодарю, милая, — муж поцеловал её. — Дорогие гости, прошу всех пройти в зал.
Жаннет и Аннет завизжали от восторга и захлопали в ладоши. Палетта, глядя на них, расхохоталась. Её смешила их простота.
Под звуки приятной музыки — Адель всегда приглашала музыкантов на праздники — гости вошли в зал. Расселись по местам. Во главе стола сел хозяин. По правую руку сидела жена, по левую — брат Гаспар.
Перед началом банкета хозяин дома произнёс:
— Я не буду утомлять вас торжественными речами, просто хочу поднять этот бокал за то, чтобы у всех собравшихся сбылось самое заветное желание!
Так Карме делал на каждом обеде. Он величественно стоял с бокалом в руке. В эти минуты он чувствовал себя королём маленького государства.
Хозяин ответил лёгким кивком на одобрительные возгласы и отпил из бокала…
Одной рукой Карме схватился за горло, другой опёрся о стол. Через мгновение для него всё было закончено. Он упал на пол. Секретарь Патрис быстро встал и подбежал к хозяину.
— Мсье Карме скончался, — дрожащим голосом объявил он.
Воцарилось зловещее молчание.
Адель так резко вскочила с места, что смахнула на пол бокалы — свой и мужа, которые разлетелись на осколки. Она упала рядом с супругом на колени и зарыдала.
— Лицемерка! — закричала на неё мадам Мильен. — Это ты убила его!
— Ложь! — сквозь рёв закричала Адель.
Патрис взял мадам Карме, бьющуюся в истерике, под руку и быстро вывел из зала.
— Жуть! Кошмар! — начали переговариваться между собой Жаннет и Аннет.
Ив, сидящий между ними, откинулся на стуле, ему было дурно. То ли от обсуждения, которое вели девицы, то ли от случившегося — он сам не понимал.
Жозеф Маршан закрыл лицо руками и громко зарыдал. Бенджамен Карме зло толкнул его в бок. Однако Жозеф продолжал реветь. Бенджамен нервно велел ему убираться. Нервы были на пределе.
Жизель смотрела прямо перед собой невидящим взглядом. Её сердце бешено колотилось. Мсье Буассе взял её за руку. Сам он был спокоен и непроницаем. Ему не надо было изображать горе.
