— Вы кто, граф? — спросил дворник, бессмысленно выпучив голубые глаза на Никодима. — Мы вас не знаем.
Луций вторую порцию ерша пить не стал. Уже после первой кружки жизнь показалась ему и раем и адом одновременно, как в розовом тумане плавали перед ним лица брата, друга и дворника. Через несколько мгновений туман рассеялся, и где-то вдали, так, что разобрать было почти нельзя, появились родные лица.
— Забыл о нас, — сказал укоризненно отец, — пьешь тут со всякой шушерой, о нас и не думаешь…
— Чего же ради я здесь! — чуть не крикнул Луций, но вовремя опомнился.
Дворник сидел, осоловело изучая пол пивнушки. Никодим, наоборот, находился в самом благодушном настроении. Он слез с табурета, подошел к стойке и заказал целое блюдо копченого угря и салатов.
— Много у вас на заводе народу работает, — пользуясь отсутствием своего друга-врага, обратился Луций к дворнику, но тот не ответил. Втихаря он спер вторую Луциеву кружку и так к ней присосался, что оторвать его можно было только вместе с челюстями.
— Мы могем, — сообщил он, вылизав все до последней капли, — мы метем, соответствуем. Хотите директором устроим, хотите кладовщиком. Только грабить нечего в кладовой. Одни танки лепим.
Таким образом высказавшись, он уронил голову на руки и захрапел.
— Пошел ты к черту вместе со своим угрем, — сказал Луций Никодиму и отвернулся, — Вечно от тебя только грязь и разорение. Я человека привел для дела, а ты его споил, как последнюю свинью, так что через сутки не разбудишь.
— И не надо, — сказал Никодим деловито. — Я за тобой от гостиницы слежу. А мог бы и не следить. И так знаю, куда метнешься. Человек этот вовсе тебе не нужен. Все что надо, я уже решил.
Он, не торопясь, залез во внутренний карман пиджака, и очень долго там рылся. Наконец, нащупав нужный документ, Никодим рванул руку из кармана и положил перед опешившим Луцием две бумажки.
— Вот, — рассмеялся он. — Две индульгенции на кратковременное свидание! Могу я быть прощенным?
Луций жадно схватил бумажки, стал читать, шевеля губами.
— Разрешение на свидание… — шептал он. — Боже мой… да ты волшебник… и вместе с Васей! Когда же я могу их увидеть? Просто не верится.
— Увидеть ты их можешь, например, завтра, — рассмеялся Никодим. — Только ты понимаешь, брат, что просто так ничего не делается. Мне нужна твоя помощь. Взаимно.
— Хоть жизнь проси, — отвечал Луций, сжимая в объятиях того, кто еще секунду назад казался ему недругом. — После того, что ты для меня сделал, как я могу тебе в чем-либо отказать? Ты, наверно, свои деньги заплатил, так я верну, хоть сейчас.
— Денег не надо, — отмахнулся Никодим. — Какие счеты между своими. Ты мне тоже должен свидание устроить. Так сказать баш на баш.
— Свидание… — растерянно пробормотал Луций. — Да с кем же я могу устроить тебе здесь свидание? Разве что…
— С Пузанским, — сказал Никодим и застыл, испытующе глядя на Луция. — Для его же сугубой пользы и сохранения живота. — Он бросил взгляд на пьяницу, который продолжал мирно спать, свесив голову на край стола. — Давай пойдем отсюда. Разговор не для праздных ушей.
Они вышли на улицу и уселись в скверике, где дорожки были посыпаны оранжевым песочком, а на грядках росли голубые анемоны и разноцветные розы.
— Я не могу раскрыть тебе все карты, — с каким-то сожалением сказал Никодим и бросил Василию: — Вот тебе ассигнация, сходи купи себе бананов…
— Да не задерживайся! — крикнул вслед ошалевшему от петербургских вкусностей мальчику Луций.
— Так вот, видит Господь Бог, если он есть, как я хотел бы поделиться с тобой и даже, может быть, взять в дело, но не могу. Не могу потому, что, как ты сам понял, жизнь моя мне не принадлежит. Я выполняю поручения одной весьма могущественной организации, которая хорошо мне платит и удовлетворяет за свой счет страсть мою к приключениям. Но приключения эти не всегда безопасны, а иной раз просто безумно опасны, как последнее путешествие на дрезине. Поэтому, памятуя о детской еще нашей дружбе, я на твою вербовку не пошел и, более того, уговорил своих руководителей, чтобы тебя они оставили в покое. Но есть вещи, которые тебе знать нельзя, а исполнять надо. Тем более что без свидания со мной я не дам за жизнь твоего педагога и кожицу от копченого угря.