Какое-то время они разглядывали склон горы.
— Мила была там, наверху, — задумчиво промолвил Свэггер. — Ты ничего не замечаешь?
— Гора как гора.
— Присмотрись к деревьям. Оттенок, не забыла?
В ярких лучах прямого солнечного цвета граница между более светлой и более темной зеленью просматривалась отчетливо.
— У меня что-то есть. Какое-то чувство… проклятие, ничего! Но может быть.
Не договорив, Свэггер задумался и в конце концов пришел к выводу: да, все складывается.
— Что там у тебя?
— Более светлый оттенок.
— Ну?
— Хвоя зеленее, потому что сосны молодые, — уверенно заявил Свэггер. — Они выросли уже после 1944 года.
— Ну хорошо, сосны молодые.
— Кажется, я догадался, что задумали немцы.
В горах в окрестностях Яремчи
Карпаты
Середина июля 1944 года
Такое происходило довольно редко, но иногда случалось — сон получался глубокий, крепкий, без кошмарных видений. Он прогонял страхи, усталость, чувство тревоги. Это было самое настоящее блаженство. В глубине пещеры, скрытой ветками, Мила наконец подкрепила силы сном. Казалось, он длился бесконечно, бархатный и без швов, чистое наслаждение полного забытья и.
— Что? В чем дело?
— Взгляни вот на это. Честное слово, иди сюда, ты должна это увидеть.
Это был Учитель. В его голосе прозвучала такая настойчивость, что Мила не стала спорить. Что бы ни произошло, она должна это увидеть.
До рассвета оставался еще примерно час. Небо было таким же, как сон Милы, — черным, бархатным, лишенным глубины и какого-либо свечения. Но на востоке виднелось какое-то сияние.
— Что это такое? Что происходит?
— Иди сюда, смотри, это просто поразительно!
Мила прошла следом за Учителем по лесной тропинке, погруженной в темноту, чувствуя, как деревья качаются на ветру, слушая шелест сосновых иголок, скрипы и стоны неохотно гнущихся массивных ветвей.
— Началось наступление? Подошла Красная армия?
— Нет, это что-то другое. Я не могу понять, в чем дело.
Учитель привел Милу на выступ скалы, откуда можно было заглянуть вниз в ущелье, и молодая женщина узнала местность, знакомую ей по картам, и поняла, что видит перед собой Яремчу. Но обратный склон одной из гор, заслоняющих деревню, излучал сияние, которое озаряло гребень, и даже на таком удалении, даже на такой высоте Мила ощутила горьковатый привкус гари. Что еще более странно, время от времени в темноту вырывался язык пламени, однако источник огня оставался скрытым за горой.
— Немцы поджигают лес, — сказал Учитель.
— Огнеметы, — кивнула Мила. — Я их уже видела. Немцы использовали их против нас в Сталинграде. Они старательно выжигают склон горы над деревней, расчищая его. Но с какой целью?
— Вот это я и хотел у тебя спросить. Для того чтобы быстро выполнить такой объем работы, они должны были собрать все имеющиеся в распоряжении огнеметы. Зачем? Ради всего святого, какой в этом смысл? И почему немцы делают это сейчас, зная, что наши войска вот-вот перейдут в наступление, и тогда им потребуется все оружие, чтобы остановить или хотя бы замедлить их продвижение? Однако они собрали все огнеметы ради этого безумия. Тут ведь нет никакого смысла, правда, сержант Петрова?
— Это ты начальник разведки, Учитель. Ты и объясни мне.
— Я понятия не имею. Ну разве только…
— Говори.
— Немцы боятся тебя.
— Что?
— Им до сих пор не удалось тебя схватить, и этот страх сводит их с ума. Они не знают, смогла ли ты раздобыть новую винтовку. И вот на всякий случай немцы обнажают гору, снимают одеяние леса со склона, обращенного к Яремче. Цель всего этого — лишить Белую Ведьму укрытия, откуда она смогла бы сделать выстрел. Но зачем ей появляться в этой глухой горной деревне?
— Кажется, причина может быть только одна.
— И какая же?
— Вскоре Гредель собственной персоной зачем-то пожалует в деревню.
— Как близко тебе нужно подойти к нему?
— С обычной пехотной винтовкой я должна находиться не дальше чем в двухстах метрах, но не может быть и речи о том, чтобы приблизиться на расстояние двухсот метров по голому выжженному склону, с длинной винтовкой в руках.
— Да, тебя убьют.
Мила попыталась представить, как сделать выстрел с большого расстояния без оптического прицела. Это… невозможно. На расстоянии трехсот метров Гредель будет казаться крохотной черточкой, точкой. Что хуже, ей придется целиться выше, и он исчезнет, заслоненный узким клином мушки, и тогда не останется никаких указаний, ничего, чтобы определить расстояние. В игру вступят ветер, влажность и внутренняя дрожь в каждой клеточке ее тела.
