— Они все предусмотрели, — сказал Свэггер.
— Слушай, окажи мне одну услугу.
— Без вопросов.
— Пожалуйста, убей собаку, — попросила Рейли.
— Собака ни в чем не виновата. Она просто зарабатывает себе на жизнь.
Скользкая каменная осыпь в какой-то момент решила стать еще более крутой и резко взмыла почти к вертикали. Этот новый угол подъема еще больше затруднил продвижение, однако преследователей пока что не было видно. Если отсюда открывалась живописная панорама — а она действительно открывалась, — Рейли и Свэггер не могли ею насладиться. Если над ними висело все то же бескрайнее озеро голубого украинского неба, разлившегося до самого горизонта, — а оно действительно висело, — Рейли и Свэггер его не видели.
— Может быть, нас никто не преследует.
— О, преследует, можешь не сомневаться. Просто эти люди стараются держаться так, чтобы мы их не видели. Дойдя до кромки осыпи, они останутся под прикрытием деревьев и начнут следить за нами в бинокль. А подниматься они будут правее, лесом, чтобы их не заметили. Идти так гораздо труднее, потому что нет упоров для рук, и под ногами почва не такая твердая, но они ребята молодые.
Они карабкались вверх, вверх и вверх. Мышцы и суставы болели, ныли, дышать становилось все труднее, перед глазами все расплывалось, сознание затянулось туманом. Боль проникала практически повсюду.
— Я много не пройду…
— А идти больше никуда не надо. Мы уже на месте.
Рейли, учащенно дыша, растянулась на склоне. Она лежала на каменистой тропе, которой, вероятно, было уже несколько сотен лет; а может быть, ее тысячу лет назад протоптало племя древних руссов. Жадно глотая воздух, Рейли пыталась отдышаться. Ее покрытое потом тело было ободрано в нескольких местах, и все ссадины горели. Но, оглянувшись по сторонам, она сказала:
— Я не вижу никакой пещеры.
Свэггер рухнул на землю рядом с ней.
— Если пещеры здесь нет, — продолжала Рейли, — я просто останусь лежать, до тех пор пока убийцы не придут и не пристрелят меня. Больше я не смогу сделать ни шага.
— Твое тело не позволит тебе сдаться без боя. Ты слишком крепкая.
— Я чувствую себя порошком талька. Я похожа на бездомную бродяжку. У меня все тело болит, а ты говоришь, что я крепкая.
— Я вложу тебе в руки оружие. И тогда ты станешь крепче всех людей на свете. Вот почему еще сто пятьдесят лет назад первый револьвер прозвали «уравнителем».
— Я не вижу здесь никакого оружия.
Свэггер указал на тропу:
— А ты посмотри вот сюда.
Приблизительно в десяти шагах выше по склону в тропе была канавка, шириной не больше нескольких дюймов.
— Ну и?
— Если Мила собралась стрелять вниз по склону и намеревалась находиться в пещере, ей нужно было выровнять тропу. Обеспечить линию прицеливания до самого валуна внизу, ставшего мишенью. Поэтому они вырыли, выкопали, выскребли эту канавку, чтобы получить ровную линию вниз по склону на протяжении тысячи метров.
— Они?
— Разумеется. У Милы были друзья. Я не знаю, кто они, не знаю, как она с ними познакомилась. Но кто-то должен был знать, где спрятано оружие, кто-то должен был провести ее сюда. Возможно, еще один партизан, которому удалось спастись после засады. Мы этого никогда не узнаем, но кто-то привел Милу сюда и вырыл эту канавку. И еще, полагаю, кто-то спустился вниз и помогал Миле пристрелять винтовку. Она делала выстрел, этот человек отмечал, куда попала пуля, Мила корректировала прицел и снова делала выстрел. И так до тех пор, пока винтовка не оказалась пристреляна. Тут требовалась работа команды.
— Нужен был человек, который…
— Который, как я все больше и больше убеждаюсь, знал, что делать. Вставай, посмотрим, что мы раскопали.
Поднявшись, Свэггер подошел к канавке, повернулся к зарослям позади, раздвинул кусты и начал ковырять ногой семидесятилетний слой земли и органических останков. В воздух поднялась пыль, проникая в глотку и легкие, Свэггер и Рейли закашляли, но вскоре их взору открылась яма, в которую мог поместиться человек.
— Ты гений! — восторженно произнесла Рейли.
— Едва ли, — усмехнулся Свэггер. — Просто я смотрю и замечаю.
