Лейтенант Тремэйн уставился ей вслед, прикусив губу. Он слышал о том, что нашла морская пехота. Сначала он не поверил – не хотел верить, – но потом медики пронесли мимо него носилки с коммандером Брайэм. Тогда он поверил, и ярость морских пехотинцев не шла ни в какое сравнение с его собственной, потому что он хорошо знал Мерседес Брайэм. Очень хорошо.
Капитан сказала, что хочет побыть одна. Она приказала всем оставить ее в одиночестве. Но Скотти Тремэйн видел ее лицо.
Она свернула за угол коридора, и он решился. Он отложил плазменный карабин и поспешил за ней.
* * *
Хонор взбиралась по засыпанным обломками ступеням, игнорируя тяжелое дыхание кого-то, кто пытался угнаться за ней. Это не имело значения. Ничто не имело значения. На нее работали длинные ноги и маленькая сила тяжести, она мчалась по ступеням, протискиваясь мимо попадавшихся морских пехотинцев, шагая по лужицам крови масадцев, и ее единственный глаз сверкал, как расплавленная сталь.
Она пошла по последнему коридору, не отрывая взгляда от распахнутой двери столовой, а сзади кто-то звал и звал ее. Голос был отдаленный и нереальный, бесплотный, и она вошла в переполненную комнату, не обращая на него внимания.
Офицер морской пехоты отдал ей честь, потом в ужасе попятился, а она прошла мимо, будто он и не существовал. Она оглядела ряды пленных, ища нужное ей лицо, и нашла его.
Капитан Уильямс поднял глаза, будто чувствуя ее ненависть, и побледнел. Она пошла к нему, расталкивая всех на своем пути, и голос, звавший ее по имени, стал еще громче – кто бы это ни был, он пробивался через толпу вслед за ней.
Уильямс попытался увернуться, но ее левая рука вцепилась ему в волосы, и он завопил от боли, когда Хонор ударила его головой об стену. Его губы шевелились, выплевывая слова, которых она не желала слышать, и она правой рукой приставила ствол к его лбу и начала нажимать на спуск.
Кто-то схватил ее за руку и дернул, пистолет загудел, и взрыв дротика оцарапал крышу столовой. Она рванулась из удержавших ее рук, пытаясь отбросить помеху, но кто бы это ни был, держал он крепко, а в ухо ей что-то кричали.
Послышались еще крики, новые руки оттащили ее от Уильямса, а тот упал на колени, рыдая от ужаса и захлебываясь рвотой. Она отчаянно отбивалась, но так и не сумела освободиться и сама упала на колени. Кто-то вырвал у нее пистолет, а кто-то еще взял ее за голову и повернул к себе.
– Шкипер! Шкипер, нельзя! – почти всхлипнул Скотти Тремэйн, держа ее лицо обеими руками, а по щекам у него текли слезы. – Пожалуйста, шкипер, без суда нельзя!
Она отстраненно смотрела на него, не понимая, при чем тут вообще какой-то суд, и он слегка встряхнул ее.
– Пожалуйста, шкипер. Если вы застрелите пленного без суда, флот… – Он глубоко вдохнул. – Нельзя, мэм, хоть он этого и заслуживает.
– Да, вам нельзя, – сказал голос холоднее замороженного гелия, и на лицо Хонор вернулось осмысленное выражение, когда она увидела адмирала Мэтьюса. – Я прибыл, как только смог, капитан. – Он говорил медленно и четко, словно понимая, что к ее рассудку надо пробиваться. – Ваш лейтенант прав. Вы не можете его убить. – Она уставилась в его глаза, и что-то в ней оттаяло, когда она увидела боль, стыд и ярость, кипевшие в его душе.
– И что дальше? – Она не узнавала собственного голоса, и губы Мэтьюса искривились в гримасе презрения и ненависти, когда он посмотрел вниз, на всхлипывающего масадского капитана.
– Но я могу. Не без суда. У него будет суд, уверяю вас, у него и у всех животных, которых он спустил на ваших людей. Суд будет абсолютно, безукоризненно честный, и как только он закончится, этот садистский кусок дерьма и все остальные, кто за это в ответе, будут повешены, как и полагается мрази. – Он взглянул на нее в упор, и его холодный голос был тих. – Клянусь вам в этом, капитан, честью грейсонского флота.
