— Мама… Мамочка…
— Ну что, сынок, откосил от армии? — поинтересовалась Фаирата, обнимая Федора в вестибюле третьего роддома. — Сам поворожил или тетя Вита помогла?
— Чего там ворожить? — проворчал Федор, беря у матери пакет с бельем и книжками. — Мне после всей этой свистопляски как давление померили, так и сказали: гуляй, мальчик. Мне же кошмары до сих пор снятся еженощно!
— Привыкай, — флегматично посоветовала Вита, открывая дверцу джипа. — Колдун — профессия нервная, утомительная и опасная.
— Эй, смотри! — встрепенулся вдруг Саша, хватая жену за рукав. — Твоя приятельница! Она что, рожать надумала? Или…
— Это не она надумала, а ее покровительница, — поправила Вита. — Бэле здесь до весны торчать: Айанур уложили на сохранение на весь срок. Теперь непонятно, кто из них чей покровитель: Айанур ничего не может: ни исцелить себя, ни даже домой попасть. Застряла на земле, в этом теле, и жить ей теперь, как обыкновенной смертной инвалидке… только гораздо дольше.
— Скажи своему сыну, пусть пришьет ей руки обратно, — предложила Фая.
— Вот сама и скажи. Кто его посвященная — я или ты?
— Меня он не послушает. Когда это бессмертные слушали посвященных?
— А когда дети слушались матерей? — парировала Вита.
— Не понял, — вмешался Саша. — Фая, при чем тут ее сын? Ты что, переметнулась к Хешшвиталу?
Дамы переглянулись и рассмеялись.
— Пока я здесь лежала, у Витки объявился еще один сын, — изрекла наконец Фаирата. — Угадай, как его зовут?
Саша жалобно посмотрел на нее.
— Хешшкор Всемогущий, — подсказала Вита, давясь смехом.
— Девушки, — решительно потребовал Саша, — вы непременно должны рассказать мне эту историю!
— Чуть позже, — сказала Вита, заводя машину. — Валюха ждет.
Саша усадил супругу сзади и сел рядом с ней, Федор плюхнулся на переднее сиденье.
— Тетя Вита, когда вы были на семинаре, ваш сын являлся, привел Катю. Она там с тетей Валей. Плачет непрерывно, ничего не ест и меня видеть не хочет. Поговорите с ней, а? — Вид у него был совершенно несчастный.
— Ладно, если ты считаешь, что я должна это сделать. — Вита пожала плечами. — Хотя как психологу мне грош цена. Лучше бы попросить Бэлу… но Бэла вырублена намертво: Айанур нужна вся помощь, которую она может оказать — и психологическая, и физическая, и материальная…
Валента встретила их в Хешширамане широкой улыбкой и душистыми горячими пирожками. Духи, стряпавшие в замке Фаираты, здорово поднаторели в создании утонченных деликатесов, но секрет подобной простой и вкусной еды был им до сих пор недоступен. Даже Вита ощутила, как сгустились вокруг огромного блюда с пирожками, яркими, как летнее солнце, и благоухающими сдобой и земляникой, бесплотные призраки, завистливо изучая этот потрясающий продукт человеческой деятельности.
Со смертью Миленион Валента потеряла почти все, что у нее было. Колдовскую силу, пусть не слишком великую, но привычную, как глаз или палец, и замок со всем имуществом, растаявший, как мираж в пустыне. Пару дней она бесцельно бродила по загородному дому Виты, как в воду опущенная, потеряв волю к жизни. А потом вдруг в сознание вклинился шумный спор дочерей, чуть ли не переходящий в драку, о том, какому из двоюродных братьев предложить свои чистые души. И она, вернувшись к действительности, подумала, что и сама вполне может отдать душу любому из знакомых бессмертных и восстановить свое могущество.
Знакомых было предостаточно. Целая, можно сказать, семья: Хешшкор-папаша, сын его Хешшвитал и молодой Хешшкор, новенький, в буквальном смысле с иголочки, бог без единого посвященного. И тут Валента, уже отодвинувшая хандру в сторону и твердо вознамерившаяся выковать себе новые щит и меч, призадумалась. Миленион не делилась с ней знаниями о природе бессмертных, но сестра была не жадна на секреты, и от нее она слышала, что бог без посвященных просто не может существовать физически. Не может, и точка. Но в тот момент, когда юный Хешшкор сломал иглу Миленион и принял в себя ее бессмертие, с ним не было ни одного посвященного — Валента сама видела. Тем не менее парень не растворился в воздухе, перейдя на иной план бытия, а продолжал валяться в ногах у Виты, раскрывая рот в попытках вдохнуть, как рыба, выброшенная на берег.
