— Все нормально. — Вита положила ладонь на его предплечье. — Я не из тех, кого коробит срок жизни из двух цифр. Моих приключений и без того на три жизни хватило бы.
— А будет еще больше.
— Издеваешься?
— Да нет, я серьезно. Считай, что это предсказание. Ты же не можешь жить спокойно, иначе не покинула бы Хешшираман. У тебя такая аура, что скучать не придется.
— Да-а, — протянула Вита. — В детстве грезила приключениями, вот и намечтала на свои вторые девяносто… Сказать по правде, мне хочется немного поскучать. Заниматься научной работой, время от времени видеться с сыном…
— С сыном? — прищурился Хешшкор. — А со мной?
— Смотри, как бы я тебе не надоела, — улыбнулась Вита.
Бессмертный лишь грустно усмехнулся. Вита догадалась, что он думает о краткости ее жизни, и была благодарна мужчине за то, что он промолчал.
Два силуэта — большой и маленький — растаяли в ночном воздухе. Вита задумчиво послала им воздушный поцелуй и присела на хвост Аррхха в том месте, где он был уже довольно тонок — размером с большое бревно.
«Ты снова одна, Виталия Сама-по-Себе, — услышала она безмолвный голос, не слышный больше никому. — Тебе не одиноко?»
Она погладила черную с золотистыми прожилками змеиную кожу под собой.
— Да нет. Пожалуй, я более счастлива, чем любая другая мать. Я, по крайней мере, твердо знаю, что с моим ребенком ничего не случится и мне не придется его пережить, коротая старость у его могилы. Быть матерью бессмертного — особенное удовольствие.
Ночь была безлунной, и лишь призрачный свет замка бледно освещал ковер из опавших листьев, шуршащих под слабыми дуновениями воздуха, да гибкое тело гигантского змея, развалившегося во дворе замка. Аррхх долго не отвечал, да Вите и не нужен был ответ. Она просто вдыхала суховатый воздух ранней осени — еще не пошли дожди, и не улетели еще птицы, и заморозки пока не трогали землю по ночам. Все дышало умиротворением и легкой — очень легкой — печалью.
Вдруг золотые искры чуть быстрее забегали по гладкой натянутой коже Аррхха, и прямо под черепом Виты возникли странные слова:
«Смотря что ты считаешь удовольствием, Виталия-Мать-Бессмертного».
— И ты представляешь, — взахлеб рассказывала Фаирата, — они с Хешшкором выгнали нас из комнаты и… и… ну, ты можешь себе вообразить, чем они там занимались?
Элегантная темноволосая женщина в белом брючном костюме, непринужденно расположившаяся напротив с чашкой кофе в изящных руках, с улыбкой приподняла бровь.
— И это еще что, Бэла! У них, оказывается, уже есть ребенок! Да ты его знаешь, подруга, и не раз видела здесь. Хешшкор Всемогущий! У нее сын от моего бога!
Бэла резко переменила позу:
— Светлая Айанур! — Впрочем, почти в тот же миг тревожная складка на лбу разгладилась, и Бэла вновь откинулась на спинку, вроде бы безмятежно теребя платиновый медальончик. Хозяйка, находящаяся в плену своего эмоционального повествования, вряд ли заметила что-нибудь, а если и заметила, то с присущей людям самовлюбленностью отнесла на счет занимательности своего рассказа.
— Будь мой бог мужчиной, Фаирата, — лениво произнесла Бэла, — я бы не преминула его соблазнить. Не могу поверить, что у тебя не было возможности, дорогая, просто ты ее прошляпила.
— Хочешь верь, хочешь нет, — Фаирата вскочила и зашагала взад-вперед по зале, подметая пол шлейфом длинного черного платья, — но мне и в голову не приходило ничего подобного! Я хотела от Хешшкора могущества, и только. А таким путем могущества у женщины не прибавится, скорее наоборот. Да и вообще, он не слишком жаловал меня вниманием, годами не появлялся, не отвечая на мои мольбы о помощи. А когда явился, увидел Витку — и началось. Я думала, они поубивают все живое в радиусе ста километров и расколют землю пополам аккурат в районе Хешширамана… То есть, если бы ты при этом присутствовала, тоже не смогла бы предположить, что дело закончится горячей любовью!
— Ну не надо так бурлить. — Бэла оторвалась от созерцания медальона и потянулась, словно гибкая снежная кошка. — Секс и даже ребенок — это еще не обязательно любовь.
— Видела бы ты, как он на нее смотрел! — Вихрь, поднятый шлейфом Фаираты в резком развороте, сдул сигаретный пепел прямо на ослепительно белые брюки гостьи, и та поморщилась. — Не сомневалась бы. Проклятие! Я сама не знаю, почему бешусь. Добро бы мучилась от ревности — но нет, дело не в этом.