— Я люблю норовистых лошадей, — сказал Джерри, — если только они незлобны и нетугоузды.
— В нем нет ни капли злобы, — заверил приятель, — и губы у него очень чувствительные; я думаю, то был просто несчастный случай. Видишь ли, он застоялся, его долго не выводили, и погода, как назло, была в тот день отвратительная, так что, когда его наконец выпустили, он был словно сжатая пружина. А наш хозяин (я имею в виду кучера) взнуздал его строже некуда: с мундштуком, тугим подгубником и подбрюшником, так что он пошевелиться не мог. Неудивительно, что такой горячий конь с такими чувствительными губами просто взбесился от всего этого.
— Похоже, что так; я приеду взгляну на него, — сказал Джерри.
На следующий день Пылкий — так его звали — был уже у нас: великолепный гнедой конь без единого светлого волоска, ростом с Капитана, с исключительно красивой головой — и всего пяти лет отроду. Я дружески приветствовал его как будущего напарника, но лишних вопросов задавать не стал. В первую ночь он был очень беспокоен; вместо того чтобы лечь, все время дергал привязь, пропущенную через кольцо, и бил копытом по загородке яслей так, что я не мог уснуть. Однако на следующий день, проработав в упряжке пять-шесть часов, он успокоился и стал благоразумнее. Джерри ласкал его и много с ним разговаривал, и вскоре они нашли общий язык. Джерри сказал, что если не слишком затягивать удила и хорошенько загружать его работой, этот конь станет смирным, как ягненок. Нет худа без добра: бывший хозяин Пылкого потерял фаворита, стоившего ему не менее сотни гиней, зато извозчик получил доброго коня в расцвете сил.
Пылкий поначалу считал для себя страшным падением превратиться в извозчичью лошадь, ему претило стоять в очереди на стоянке, но к концу первой недели он признался мне, что свободная уздечка и возможность поворачивать голову — это не так уж мало и что, по правде сказать, нынешняя работа не так унизительна, как ходить под седлом, но не иметь возможности даже ухом в сторону повести.
В конце концов он прижился у нас, и Джерри его полюбил.
ГЛАВА XLV
Новый год Джерри
Для некоторых людей Рождество и Новый год — самые веселые дни в году, но для извозчика это вовсе никакие не праздники, хотя возможность заработать в это время есть. Устраивается столько званых вечеров и балов, открыто столько увеселительных заведений, что работать приходится допоздна и до седьмого пота. Иногда извозчик и лошадь вынуждены под дождем или в мороз, дрожа от холода, часами ждать на улице, пока господа не навеселятся и не натанцуются в теплом доме. Интересно, вспоминают ли все эти красивые дамы хоть изредка о несчастном извозчике, сидящем на козлах там, снаружи, и о терпеливом животном, у которого ноги коченеют от холода?
Я работал по большей части вечерами, так как уже привык к долгому стоянию, к тому же Джерри боялся, что Пылкий простудится. На рождественской неделе работы было по горло, и Джерри снова стал сильно кашлять. Как бы поздно мы ни возвращались, Полли открывала дверь и светила фонарем, озабоченно и тревожно вглядываясь в мужа.
Вечером накануне Нового года нам пришлось везти двух джентльменов в Вест-Энд. Мы высадили их в девять, и нам было велено вернуться в одиннадцать. «Поскольку это связано с карточной игрой, вероятно, вам придется несколько минут подождать. Однако не опаздывайте».
Когда часы били одиннадцать, мы уже стояли у входа — Джерри всегда был точен. Мы слышали, как часы пробили одну четверть, две, три, потом полночь — дверь не открывалась. Весь день дул порывистый ветер и шел дождь, а теперь все кругом покрылось ледяной коркой; было страшно холодно — и никакого укрытия рядом. Джерри соскочил с козел и натянул одну из попон повыше мне на шею, затем несколько раз прошелся взад-вперед, притопывая ногами и похлопывая себя руками, чтобы согреться, но от этого начал сильнее кашлять. Тогда он открыл дверцу пролетки и сел в нее, выставив ноги наружу — какое-никакое укрытие. Часы и дальше отсчитывали четверти, но никто не появлялся. В половине первого Джерри позвонил и попросил слугу узнать, понадобится ли он.
