Сейчас Анна, словно демонстративно не замечая Алексея, обращалась к Сапрыкину. «Может, заметила, – думал Алексей, – и решила таким образом поставить точку?» От этого страшного предположения разыгралась фантазия, вспомнил то ли услышанную, то ли прочитанную фразу: «Если на вас не обращают внимания, значит, вами всерьез заинтересовались». Он приободрился и вступил в разговор. Но помнилось другое: две недели назад он приперся в гости к Орешиным. Командира дома не было, и он с полчаса провел с Анной. Болтал всякие глупости, музицировал на пианино, хотя с трудом мог наиграть собачий вальс. И не смог объяснить вошедшему в квартиру командиру, что он делает в этой квартире в его отсутствие. Впрочем, командир не без глаз, однако выслушал объяснения своего бойца. А сам Ремез оказался без мозгов. Ему бы сразу раствориться на пару недель, уехать в отпуск, который он «выбил» у Орешина, но он остался в подразделении.
Магазин закрывался на обед, служащие предупреждали покупателей, чтобы те побыстрее делали покупки. Орешина заметил замдиректора универсама, с которым командир был в приятельских отношениях, и утянул его с Анной к себе в кабинет.
– Пошли, – Сапрыкин протянул Алексею сверток с покупками.
– Подожди. – Ремез отошел от прилавка.
Приятель неодобрительно покачал головой.
К ним подошла продавщица соседнего отдела.
– Молодые люди, мы закрываемся.
Сапрыкин промолчал.
– Мы пришли вчетвером, – объяснил Алексей. – Наши друзья сейчас у вашего зама в кабинете.
– У Александра Петровича? Тогда другое дело. Подождите здесь. Только не ходите по залу.
Она отошла.
– Леха, перестань дурить, – Сапрыкин покачал головой. – Заметно, честное слово. И Орешин не слепой. Хочешь, чтобы до разговора с комбригом дошло? А дальше? Не те уже отношения будут. Пойдем отсюда.
Алексей молчал. Служащая, еще раз окинув их взглядом, закрыла двери и повернула в замке ключ.
– Александр Петрович проводит вас через задний ход, – пояснила она и ушла.
Они простояли еще десять минут. Сапрыкин начал терять терпение. Наконец в конце зала появились Орешины. Они направились к дверям.
– Закрыто, Игорь Владимирович, – Сапрыкин указал рукой в сторону. – Сказали, что нас выпустят через задний ход.
Орешин на секунду остановился, потом развернулся, позвав приятелей.
Анна чуть отстала от него.
– Вы нас ждали?
– Ага. Думали, может, что тяжелое купите, помогли бы до дома донести.
– Вот, – женщина протянула Сапрыкину полиэтиленовый пакет, – возьмите.
Он нескромно заглянул в него: шампанское, конфеты, шоколад, еще что-то.
Александр Петрович поманил их за собой в полумрак складских помещений. Он шел рядом с Орешиным и, улыбаясь, что-то говорил ему. Они были в десятке метрах впереди. Сапрыкин ускорил шаг, скрываясь за поворотом. Алексей и Анна остались вдвоем. С часто бьющимся сердцем, он неожиданно остановил женщину, взяв за рукав шубы, и притянул к себе. Нашел ее губы. Горячие, влажные, слегка приоткрытые. Она не сопротивлялась, но и не ответила на поцелуй.
– Не надо, Леша... Прошу тебя...
А он не слушал ее, целовал ее щеки, губы, глаза. Теперь ему было все равно, даже если бы сейчас вернулся Орешин и увидел их. Он не считал секунды, не прикидывал, сколько понадобится командиру, чтобы заметить отсутствие жены и своего боевого товарища. Алексей окончательно потерял голову и только шептал ее имя.
Наконец Аня легонько оттолкнула его и отступила на несколько шагов. «Не надо, Леша... Не надо...» – качала она головой. Потом повернулась и скрылась за углом.
Алексей, проклиная себя, сгорая со стыда, пошел в обратную сторону. Он остановился у входной двери и громко постучал. Затем еще раз. Глядя в зеркальные двери, он видел свое горящее лицо и стучал по нему кулаком.
Возле него остановилась служащая и с недовольным видом повернула ключ в замке.
Алексей вышел на морозный воздух, закурил. Глубоко затягиваясь, он принял решение. На следующий день он написал рапорт об отставке и, не ожидая рассмотрения дела и вынесения решения, уехал домой. Его еще долго «таскали» в региональное управление ФСБ, но он только отмахивался на угрозы, что, дескать, посвящен, владеет, имеет и так далее. В конце концов он подписал несколько бумаг «о неразглашении», и его оставили в покое. Однако попросили доложить, когда он устроится на работу. На работу он так и не устроился. Часто вспоминал Аню: она качает головой и отступает от него: «Не надо, Леша...»
