Черные сказки про гольф - страница 47
Как и почему этот набоб без меры влюбился в гольф? Об этом вы узнаете из продолжения нашей истории.
Однажды, когда в замок к Гроуву по приглашению явился его сосед Хью Хардинг, сэр Сайлас держал книжечку в шикарном переплете: „Кодекс игры в гольф“, принадлежащую перу Остина Кингейза.
— Мистер Хардинг, — начал он, — вы один из лучших гольфистов Англии и Шотландии…
Хардинг покраснел. Гроув был прав, но эта истина возвращала его назад на несколько лет в ту счастливую эпоху, когда он был богат и мог позволить себе наслаждаться всеми радостями жизни.
Он кивнул.
— Вам конечно известна эта книга, — спросил Гроув.
Хардинг улыбнулся.
— Любому гольфисту столь же непростительно не знать имени Кингейза, как и французу имя Наполеона. Но его кодекс… — Хардинг продолжил с растущим жаром, — просто ужасен. Он не допускает ни единого оправдания. Игрок, теряющий свой мячик, почти всегда проигрывает партию; он выступает против слишком легких препятствий; он устраивает целый балет вокруг возможности приподнять мяч для удара там, где нельзя орудовать клюшкой; он использует больше штрафов, чем юный безумец конфетти на карнавале.
— Хорошо, хорошо, — улыбнулся сэр Сайлас Гроув, наливая своему гостю Хант Порт 1863 года. — По поводу игры ясно, но знаете ли вы что-нибудь об авторе этой замечательной книжки?
— Простите, сэр Сайлас, у гольфистов существует культ великих имен, даже… если что-то заставляет их отказаться от игры. Кингейз был австралийцем. Америка послала Брастона, Перльматтера и Орвуда в Сидней, чтобы обыграть его. Они вернулись домой с позором.
Но слава не помешала Кингейзу окончить свои дни трагически…
— В приступе ярости он размозжил своему кэдди череп ударом клюшки, — добавил Гроуз. — Мальчуган умер, и Кингейза повесили.
— Жуткая смерть, — пробормотал Хардинг и вздрогнул.
— Кое-кто умирает так, другим улыбается случай, — вздохнул хозяин замка. — Вы читали „Балладу Редингской тюрьмы“ нашего великого Оскара Уайльда?
— Куда вы клоните, сэр? — бледнея пробормотал Хардинг.
— Я вспоминаю последние слова этой поэмы: „Но каждый, кто на свете жил, любимых убивал“. Вы убили ту, которую любили, но из двенадцати честных граждан, судивших вас, более половины сомневались в добродетели своих жен или любовниц. Это был ваш шанс… Он сохранил вам жизнь, но отнял состояние.
Хардинг, покачиваясь, встал.
— Нам больше не о чем говорить, сэр Сайлас.
— Напротив, Хардинг… Вот уже два года, как вы не платите за ваше „гнездышко“, как сказали бы сольвейцы, а оно принадлежит мне. Кроме того, вы подписали карлайльскому ростовщику четыре векселя, которые вам никогда не удастся оплатить. Я выкупил их. А теперь посмотрите на этот рисунок.
Гроув извлек из книжки Кингейза листок бумаги и протянул его Хардингу.
— Похоже на яйцо, — сказал молодой человек.
— Справедливо замечено… Это поле для гольфа, которое я собираюсь разбить на пустыре вдоль Речушки.
— Территория кажется мне огромной, — возразил Хардинг.
— Так оно и есть… Кингейз любил огромные поля. А что вы скажете о препятствиях, достойных его памяти?
Хардинг подумал о большом количестве холмов и ручейках, валунах, кустарнике, оврагах и канавах и повторил слово „огромное“.
— Кингейз требует в своем превосходном труде разбивки огромного количества препятствий, один сложнее другого, — подтвердил сэр Сайлас Гроув. — Будет восемнадцать лунок глубиной четыре дюйма и отстоящих друг от друга на пятьсот двадцать ярдов.
— Хорошо, — сказал Хардинг. — В этой области все возможно. Однако, придется привлечь игроков в это гольф-чистилище.
— Отлично сказано, — хохотнул Гроув, — хотя я бы заменил „чистилище“ на „ад“. Об игроках мы еще поговорим.
Там, где Речушка делает поворот, я построю шале,[29] и там хозяйствовать от моего имени будет Джо Болл. Вы знаете его?
— Когда-то в Лондоне был знаменитый бармен, которого звали именно так…
— Это он и есть… Он мне обойдется в две тысячи фунтов в месяц, и это немного для короля коктейлей. В этом шале и будут собираться члены ДАП-клуба. Вам ясен смысл этого сокращения?
