— Геката! — медленно процедил начальник. — Помню, чтодревние поклонялись злокозненному и адскому божеству, которого называли тройной Гекатой из-за ее трех голов.
— Тамилы, — добавил помощник, — имеют сходное божество — Нангалла — трехголовое чудище с разверстым брюхом, из которого торчат внутренности. Фу!
— Нангалла или Геката, не все ли равно, — вздохнул шеф. — Бедняга Галлахер, но это уведет нас слишком далеко. Загоним и убьем тигра, и переместим Барнстепла на новую должность.
— Ох уж этот Барнстепл, — проворчал помощник. — Что вы собираетесь сделать с чиновником, отравленном дрянным виски, даже если некогда он и был Князем Гоуффа шотландцев?
Господин Рам
Их было четверо в „Уйалд-Гровс-гольф-клубе“, кто знал чуть больше других об ужасном происшествии с Джином Клейвером — Эштон, Ренбрук, Силберманн и Джим Карленд, тренер. И „чуть больше“ означало почти ничего. Главное, что они были свидетелями предшествующих событий, хотя вряд ли что-нибудь в них поняли.
В клубе Джина Клейвера ненавидели, он был отвратительным игроком во всех смыслах этого слова; но без него „Уайлд-Гровс“ существовать бы не мог. Ему принадлежала большая часть поля.
Не из любви к гольфу, а из-за его тщеславия клуб мог организовывать в течение сезона турниры с роскошными кубками в качестве вознаграждения. Его усадьба „Элмс“ тянулась вдоль поля, их разделяла изгородь из кустарника. И иногда поверх этого зеленого барьера появлялось милое бледное личико с острым подбородком и глубоко сидящими глазами малыша Хью Клейвера.
Десятью годами ранее Джин Клейвер женился на гольфистке Дороти Десмонд, трижды выигрывавшей кубок Данбера.
Она была красива, но бедна — ее отец, Лорент Десмонд, славился как коллекционер крахов и провалов. Джин Клейвер спас его от банкротства, и через несколько месяцев, разорвав помолвку с Эдмундом Ренбруком, виртуозом-гольфистом, прекрасная Дороти вышла замуж за ниспосланного судьбой спасителя.
Она больше никогда не появилась на поле; невероятно ревнивый Клейвер опасался ее случайных встреч с бывшим женихом, с которым перестал здороваться, делая вид, что не замечает его.
Союз этот с самого начала был несчастлив. Но когда на свет явился маленький Хью, жизнь бедняги Дороти превратилась в ад. Слуги проговорились, что Джин возненавидел невинного ребенка за отсутствие сходства с ним, утверждая, что тот унаследовал темные глаза и острый подбородок Эдди Ренбрука.
Прошли годы. Хью, которого в первые годы отослали в какой-то провинциальный пансионат, был оттуда отправлен к родителям по причине слабого здоровья. Такова была, по крайней мере, официальная версия. Позже выяснилось, что учителя считали малыша умственно отсталым, и его присутствие в школе было нежелательным. Хью в ту пору исполнилось восемь лет. Это был щуплый мальчишка с нежным личиком, почти красивый, но вызывавший в людях какое-то беспокойство из-за огромных глаз и мраморно-белого цвета кожи.
Тогда Джин Клейвер решил воспитать его по собственному рецепту — он заточил его в комнате с грифельной доской, школьными учебниками и тетрадками, заставляя его решать задачи и спрягать латинские глаголы, наказывая тростью за ошибки и рассеянность. Одна из служанок покинула „Элмс“, бросив передник в лицо Клейверу и подав на него в суд — как-то она нашла малыша Хью, лежащего без чувств, с кровью на губах и с плечами, испещренными рубцами от ударов плети. Джин заявил в свою защиту, что использует метод, принятый в Итоне по отношению к плохим ученикам, но судья приговорил его к штрафу в пять фунтов.
Ненависть Джина к ребенку выросла еще больше и, не вмешайся президент „Уайлд-Гровса“, он бы с ним расправился.
Страх перед судьей и угрожающие взгляды Эдди Ренбрука сделали свое дело — малышу было разрешено ежедневно проводить час-другой в саду, к тогда из-за изгороди виднелось его личико — он со страстью следил за передвижением игроков по полю. Когда отца не было поблизости, Джим Карленд подходил к малышу и ласково разговаривал с ним.
— Тебе нравится смотреть на гольф.
— Да, да, мистер!
— А тебе хотелось бы сыграть самому?
— Еще как!
