— Гром и молния в одном стакане! — икнул Стив. — Сам Дьявол не сможет изготовить лучше!
— Увы, — продолжил старый джентльмен, — мои старые друзья-гольфисты к моему возвращению отнеслись плохо. Они перепугались, пригласили священников, чтобы изгнать дьявола с поля, а это мне очень помешало. Пришлось прибегнуть к куче старых трюков в духе Гудини,[23] чтобы разогнать их. Я появлялся перед ними в саване, в цепях, с черепом, либо в виде гнусного змея, изрыгающего огонь и дым. Они уступили поле мне. Впрочем, отличная гольфистка, леди Андермер, помучила меня. Она не хотела в меня верить. В каких только отвратительных образах я не являлся ей, она играла только лучше, а меня обзывала дураком из чистилища и награждала прочими, еще более обидными прозвищами. Мне пришлось вслух перечислять ее любовные фантазии, голос мой разносился на целую милю. Она ретировалась.
А теперь, мистер Леттерби, окажите мне великую услугу. Напишите в вашей газете, что поле Кампердауна на самом деле посещается не призраком, а неизвестным микробом, который вызывает ужасные галлюцинации, кончающиеся безумием или смертью. Заставьте читателей поверить, что болезнь обрушивается в основном на гольфистов, навсегда лишая их ловкости и силы для занятий любимым спортом. Но чтобы публика сглотнула ваши выдумки, вы должны будете показать их мне. Пора понять, что поле должно принадлежать мне одному! Не хотите ли еще „Гренадских безумств“?
— Конечно, — сказал Стив. — Но… Ха-ха! Дайте мне посмеяться, мистер Смит… Вы — лучший человек из всех, кого я знаю, вы смыслите в напитках лучше кого-либо и умеете обращаться с журналистами, но вы — не призрак!
— Что вы говорите?
— Что вы — не призрак! Ясно?
— Сопливый идиот!
— Ого!.. Только не это, мистер Смит… Вы не имеете права обзывать меня грубыми словами… Мне это неприятно. Со мной надо быть вежливым… Я представляю прессу… Общественное мнение… Меня должно уважать. Вы, конечно, немного пьяны… Вы слишком много выпили… Я готов вас извинить… потому что вы мертвецки пьяны. Но вы — не призрак!
Банг! Ему показалось, что вздрогнула земля. Бар исчез, и Стив Леттерби оказался на пустыре — к нему направлялось невероятное чудовище, изрыгавшее столбы пламени.
Он бросился прочь, призывая на помощь…
* * *
— Честное слово, — проворчал призрак мистера Смита, снова принимая человеческий облик, — недурно уметь прибегать к столь жалким средствам! Эти людишки доведут до отчаяния кого угодно…
Я выложился ради пустого дела и получил, что заслуживаю, ибо поверил в ум журналиста.
Он вздохнул, схватил призрак-клюшку и прекрасным посмертным свингом послал тень мячика в пространство.
Большая Медведица
В Айлингтоне, том квартале Лондона, который Уилер ненавидел столь же сильно как Стоук-Ньюингтон, у старого „даймлера“ вдруг случился приступ астмы. Он начал чихать, кашлять, заикаться, потом захрипел и заглох.
— Вот же невезуха. Да еще в Айлингтоне! — простонал Уилер.
Но через мгновение воздал хвалу Небесам — в нескольких шагах сияла вывеска заправочной станции, и зияли распахнутые ворота гаража.
Уилер оторвал от вечерней газеты механика, который с ученым видом отправился осматривать „даймлер“.
— Мне это знакомо, — наконец, сказал он. — Потеряете часик… совсем маленький часик. А может хотите оставить „тачку“ в гараже?
— На часик сойдет, — согласился Уилер, радуясь, что не придется возвращаться домой в другой конец Лондона, то и дело пересаживаясь с метро на автобус и обратно.
— В мастерской время вам покажется долгим, хозяин, — продолжил механик. — А кроме того не люблю, когда смотрят, как я работаю. Советую посидеть в таверне. Там совсем неплохой эль.
Сыпал мелкий ледяной дождик, мостовые блестели, а фонари горели в розоватом ореоле тумана. Уилер направился в таверну.
Он не переступил ее порога, столь грязной и мрачной она ему показалась, а предпочел провести „маленький часик“, бродя по жалким улочкам Айлингтона.
Некогда в этом безрадостном районе возвели несколько красивых домов, но жилищный кризис и английские невзгоды превратили их в грязные казармы, где ютились многочисленные семьи. Они пропахли прогорклым жиром и стиранным бельем — типичный дух нищеты и болезней. Однако, три дома, похоже, избежали общей участи. Построенные в довикторианском стиле, они сохранили некий шарм старины, который выделял их среди злобных собратьев из кирпича и извести.
