— Байкрофтс?.. — пробормотал Уилер. — Действительно, человек, который…
— Да, да, человек, который… — с дрожью в голосе подхватил Карсон.
* * *
— Я постараюсь изложить вам эту историю, Уилер, вкратце. Она осталась в далеком прошлом, однако, я испытываю боль, вспоминая и говоря о ней…
Игроком Байкрофтс был потрясающим, но отличался отвратительным характером! Не только поражение, но и потеря мячика выводили его из себя. В тот год в конце сезона разыгрывался Кубок Дрейца, который не имел особого значения и не мог прибавить славы Байкрофтсу!
Три партии… Два дня довольно быстрых отборочных игр. В последней, на линии остались лишь Байкрофтс и Степл из Бальмораля. Со Степлом следовало считаться, но его не очень любили; иными словами схватились два дурных характера. Дважды Степл отказался уступить патт[24] Байкрофтсу, хотя мячик был в паре дюймов от лунки. Сегодня в любом матче его сочли бы правым, но в наши добрые старые времена все было иначе. Но не это было причиной поражения Байкрофтса, нет… Он разнервничался, буквально кипел от ярости, и это повлияло на последние его удары. Он проиграл… Кубок был вручен Степлу…
Тогда… Губы старейшего члена задрожали.
— И тогда… когда Степл, не протянув руки своему побежденному противнику, пошел с поля прочь, Байкрофтс подбросил драйвер высоко вверх… Да, да, именно этот драйвер — Большую Медведицу… И Степл рухнул мертвым с пробитым черепом.
Байкрофтс признал себя виновным. Его защищал лучший лондонский адвокат. Однако, приговор был ужасным.
Королева Виктория, против всякого ожидания, отказалась его помиловать. Наша пленительная, но строгая королева в том году отказала в помиловании двум или трем беднягам, виновным в смерти, но не в убийстве. Она требовала столь же сурового правосудия и для благородного сословия. Байкрофтса повесили.
— Но как этот ужасный драйвер мог попасть в лавчонку старьевщика в Айлингтоне? — спросил Уилер.
Карсон пожал плечами.
— Случись такое сейчас, клюшка заняла бы место в музее криминологии Скотленд-Ярда; но полвека назад эта мрачная коллекция еще не существовала, и орудия преступления после пребывания в архиве Олд-Бейли продавались с торгов. И преступники могли выкупить свои ножи и ломики. А теперь, Уилер, опишите, как выглядел этот айлингтонский безумец, о котором вы говорили?
Уилер подробно описал продавца.
— Высокий… худой… бледный… большие тусклые глаза, — повторил старик. — Постарайтесь вспомнить — посреди лба, почти у переносицы…
Уилер напряг память, вспомнил, как свеча поднялась на уровень бледного лица.
— Действительно припоминаю, Матт… шишка… большая шишка…
— Боже, малыш, больше ни слова! Это слишком ужасно! — вскричал Карсон и отбросил клюшку далеко от себя.
И больше не сказав ни слова, поспешно выбежал из бара.
* * *
Уилер вернулся в Айлингтон. Он отыскал старые дома, но вместо трех насчитал всего два. Кондитерская и лавочка канцелярских товаров стояли плотно друг к другу. И между ними не было никакого магазинчика принадлежностей для гольфа. Уилер опросил местных жителей. Никто из опрошенных, как и механик, не знали о существовании третьего дома.
— Я уже двадцать лет работаю в квартале, — заявил почтальон, которого Уилер угостил отличным грогом, — и знаю не только каждый дом, но и каждый камень… Нет, такой лавчонки не существует!
Уилер не стал говорить об этом с Карсоном. Но однажды, оказавшись в клубе с лордом Эдвином Хоурдом, одним из известнейших ученых Великобритании, поведал ему о своем странном приключении.
Лорд Хоурд стал серьезным.
— История псевдо-призрака меня особо не интересует, — сказал он, — ибо ежедневно о них рассказывают сотни людей, но совсем иное дело дом. Полагаю, вы не очень разбираетесь в теории Эйнштейна?
— Менее, чем не очень, милорд. Скажем, ничего…
— Имена Фицджеральда-Лоренца и Эддингтона также ничего вам не говорят?
— Вы правы, — признал Уилер, слегка покраснев.
— В таком случае, мой дорогой, я потрачу свое время, рассказывая о гипергеометрии и вероятности четвертого измерения. А разгадка вашей тайны лежит именно в них.
Сожалею…
И Уилер отказался от возможности понять.
