– Очень хорошо. Арчи, твой блокнот.
Я достал блокнот и принялся за работу. Пока она выкладывала факты, Вулф позвонил, чтобы принесли пива, и теперь сидел, откинувшись на спинку кресла и закрыв глаза. Впрочем, когда она рассказывала о почтовой бумаге и пишущей машинке, один глаз он все-таки приоткрыл. Дело в том, что бумага и конверты анонимных писем, сообщила она, были точно такими же, какие использовались для деловой переписки девушкой по имени Джанет Николс, ее ассистентки по организации праздников; причем и письма, и конверты отпечатаны на машинке, которая принадлежала ей самой, Бесс Хаддлстон, и находилась в ведении другой девушки, Мариэллы Тиммс, работавшей у нее секретарем. Конечно, при сравнении Бесс Хаддлстон лупой не пользовалась, но на первый взгляд было похоже, что использовали именно эту машинку. Обе девушки жили в ее доме в Ривердейле, и большая коробка с бумагой, конвертами и прочими канцелярскими принадлежностями хранилась в комнате Джанет Николс.
Итак, если это не одна из девушек… Или все-таки кто-то из них?
– Факты, Арчи, – пробормотал Вулф.
Слуги? Нет, их не стоит принимать во внимание, сказала Бесс. Ни один слуга у нее долго не задерживался, а значит, ни один не мог успеть проникнуться к ней достаточной ненавистью. Услышав эту фразу, я понимающе кивнул, так как читал в газетах и журнальных статьях об аллигаторах, медведях и других беспокойных обитателях ее дома. Жил ли в доме кто-нибудь еще? Да, племянник Лоуренс Хаддлстон, также оплачиваемый в качестве ассистента, но, согласно мнению тетушки Бесс, никоим образом не попадавший под подозрение. Больше никого? Нет, больше никого. А лица, достаточно близкие к дому, чтобы иметь доступ к пишущей машинке и канцелярским принадлежностям Джанет Николс?
Конечно, такую возможность имели многие.
Вулф непочтительно хмыкнул. На всякий случай я спросил, как насчет достоверности содержавшейся в анонимках информации. Как насчет неверно назначенного лекарства и вечеров в сомнительном обществе? Черные глаза Бесс Хаддлстон впились в меня. Нет, об этих вещах ей ничего не известно. И вообще, какое это имеет отношение к делу? Какой-то негодяй пытается погубить ее доброе имя, распространяя о ней по городу неприглядные слухи, а ее, видите ли, еще и спрашивают, правда ли то, что в них говорится. Какая наглость! Хорошо, сказал я, давайте забудем о миссис Толстый Кошелек и о том, где она проводит свои вечера. Пусть на бейсболе. Но ответьте хотя бы, есть ли у миссис Джервис Хоррокс дочь, была ли она больна и лечил ли ее доктор Брейди? Да, нервно ответила Бесс, у миссис Хоррокс была дочь. Она умерла месяц назад, и доктор Брейди наблюдал ее во время болезни. От чего она умерла? От столбняка. Как она им заразилась? Расцарапав руку о гвоздь в конюшне школы верховой езды.
– От столбняка не бывает неправильных лекарств… – проворчал Вулф.
– Да, это было ужасно, но к делу не имеет никакого отношения, – перебила Бесс Хаддлстон. – Ой, я, кажется, опаздываю на встречу с мэром! В общем, все предельно просто. Кто-то захотел меня погубить и избрал для этого такой мерзкий и грязный способ, как клевета. Это необходимо прекратить, и, если ваши умственные способности соответствуют вашим гонорарам, вы сумеете это сделать. И конечно же, мне следует сказать вам, что я знаю, кто этим занимается.
Я резко повернул голову в ее сторону. Глаза Вулфа широко раскрылись.
– Что? Вы знаете?
– Да, думаю, что знаю. Нет, точно знаю.
– Тогда чего ради, мадам, вы меня беспокоите?
– Потому что я не могу этого доказать. А сама она все отрицает.
– Похоже, – Вулф метнул в нее испепеляющий взгляд, – вы менее умны, чем кажетесь, коль скоро обвиняете человека, не имея доказательств.
– Разве я сказала, что кого-то обвиняю? Ничего подобного! Я просто поговорила по очереди со всеми: с ней, с Мариэллой, со своим племянником, с доктором Брейди и с братом. Я задавала им вопросы, я сопоставляла. И наконец поняла, что не смогу сама с этим справиться. Поэтому я и пришла к вам.
– Методом исключения виновница – мисс Николс?
– Да.
– Но у вас нет доказательств, – нахмурился Вулф. – Что же у вас есть?
