Вулф хрюкнул:
– Создается впечатление, что и вы не можете об этом забыть. Мистер Гудвин рассказывал мне, что сегодня днем вы ворвались на экспозицию Ракера и Дилла, срезали зараженную ветку и забрали ее с собой. В качестве сувенира?
– Я… – заколебался Фред. – Я знаю, это было глупо. Конечно, я не могу забыть, ведь это чуть не разорило нас. Я хотел обследовать эту ветку и посмотреть, вдруг это пожелтение Куруме, вдруг эта болезнь как-то попала в экспонаты.
– И выяснить, как именно?
– Я мог бы, по крайней мере, попробовать.
– Вы никогда не пытались отследить, каким путем инфекция попала на ваши плантации?
– Нет. Два года мы не брали ни одного растения у тех, кто столкнулся с пожелтением Куруме. Только Хьюитт подарил нам несколько экземпляров японского остролиста, но они были выращены далеко от его зараженных плантаций, и все равно мы не сажали их ближе чем за полмили от родалий. – Фред как будто отмахнулся от чего-то. – Но это все в прошлом. Вот что я хочу сказать: я не думаю, что вы можете сыграть такую шутку с мисс Трейси. – Он посмотрел Вулфу в глаза. – Сейчас я отвезу ее домой.
Выражение его глаз напомнило мне старшие классы школы. Это был взгляд «можно, я возьму тебя за руку?». Трепещи, мое сердце, меня ждет блаженство, я буду держать ее маленькую руку в своей! Я с гордостью взглянул на Энн. Девушка, способная во вторник довести Льюиса Хьюитта до того, что он пригласил ее на обед и подарил черную орхидею, а в четверг сумевшая заставить молодого выращивателя пионов так смотреть на нее, – такая девушка кое-чего стоит.
Но в тот момент, должен признать, она выглядела не так уж и потрясающе. Она была совершенно выбита из колеи.
– Завтра в десять утра я должна быть в офисе окружного прокурора, – сказала она Вулфу. – Я обещала, что приду. Сказала, что отвечу на все вопросы о… о том, что произошло сегодня. Но теперь я боюсь, что они станут спрашивать меня об отце. Что я должна им отвечать? Должна ли я признаться… – Она замолчала и прикусила дрожащую нижнюю губку.
– Вам нужен адвокат, – заявил Фред. – Я найду его. Я, правда, не знаю адвокатов в Нью-Йорке…
– Я знаю, – сказал Вулф. – Сядьте, мистер Апдеграф. – Его взгляд переместился на Энн. – Здесь найдется для вас кровать, мисс Трейси, и вам лучше воспользоваться ею. Вы выглядите утомленной. Сомневаюсь, что полиция спросит вас об отце. А если спросит, не отвечайте. Скажите им, чтобы они обратились к мистеру Диллу. Скорее они заинтересуются вашей помолвкой с мистером Гулдом.
– Но этого не было!
– Видимо, он думал, что было.
– Но он не мог! Он прекрасно знал, что он мне не нравится! И он… – Она осеклась.
– Он – что?
– Я не могу сказать. Он же умер.
– Он просил вас выйти за него замуж?
– Да, просил.
– А вы отказали?
– Да.
– Но вы согласились участвовать вместе с ним в этом фарсе на выставке цветов?
– Я не знала, что он будет в нем участвовать, когда мистер Дилл попросил меня об этом около двух месяцев назад. Должен был участвовать другой молодой человек, из офиса. А потом мистер Дилл сказал, что вместо него будет Гарри Гулд. Мне он не нравился, но я не хотела отказываться, ведь мистер Дилл был так добр к моему отцу, не дал арестовать его и разрешил мне платить по частям…
– Называйте это добротой, если вам нравится! – взорвался Фред. – Бог мой, ведь ваш отец двадцать лет на него работал!
Вулф не обратил на него никакого внимания.
– Мистер Гулд преследовал вас? Чтобы вы вышли за него?
– Нет, не преследовал. Я… – Энн снова прикусила губу. – Просто он мне не нравился.
– Вы давно знали его?
– Не очень. Я работаю в офисе, а он на участке. Я познакомилась с ним… не помню… кажется, около трех месяцев назад.
– А ваш отец знал его?
Она отрицательно покачала головой:
– Не думаю, чтобы они встречались. Папа был… Он ушел до того, как Гарри нанялся. Гарри раньше работал в поместье Хьюитта, в другой части Ричдейла.
– Понимаю. Не знаете, почему он ушел оттуда?
– Нет, я тогда не была с ним знакома.
– Есть у вас какие-нибудь предположения, кто бы мог убить его?
– Нет, – ответила она.
Я чуть заметно приподнял бровь. Она ответила слишком быстро и расставила неправильные акценты. Темп и тон речи изменились, и этого было достаточно, чтобы поставить десять против одного за то, что она солгала. Это было плохо. До сих пор она говорила честно и откровенно, и вот, без всякого предупреждения, как будто в молоко плюхнулась большая муха. Я перевел взгляд на Фреда. Он, разумеется, ничего не заметил. Но Вулф, конечно, заметил. Его веки почти сомкнулись.
