Август 1125 года. База Младшей стражи, село Ратное и окрестности
Мишка стоял, опустив разряженный самострел, и смотрел на лежащие перед ним трупы двух «курсантов». У одного из ямки над ключицей торчал кинжал, ушедший в тело почти на половину длины клинка, у второго голова была изуродована прошедшим навылет самострельным болтом.
«Ну, вот и накаркал. Как я тогда отцу Михаилу говорил: „Очнусь, а передо мной изуродованный труп лежит“? — не только в числе трупов ошибся, но и в том, что сделано все, в здравом уме и твердой памяти».
* * *
Все началось с того, что Мишка услышал шум драки от того места, где седьмой десяток Младшей стражи упражнялся на штурмовой полосе, построенной, по мишкиному распоряжению, по образу и подобию сооружения, осточертевшего ему еще во время срочной службы в Советской армии. Дрались двое, остальные, в том числе и урядник, с интересом наблюдали происходящее, подбадривая дерущихся криками. Наставника с ребятами не было, а сами они так увлеклись происходящим, что не обратили на подходящего к ним боярича ни малейшего внимания.
Наставников не хватало, но расписание занятий старались составлять так, чтобы в случае проведения занятий за пределами крепости, кто-то из наставников за ребятами присматривал. Однако получалось это не всегда. Вот и сейчас, десяток, работавший на штурмовой полосе, сооруженной за пределами строящегося равелина, был предоставлен сам себе, вернее, уряднику, а тот, вместо того, чтобы прекратить безобразие, сам был в числе активных болельщиков. Увы, среди ребят пришедших в Воинскую школу от Нинеи дисциплина приживалась довольно туго. Седьмой десяток был, как раз, «из нинеиных».
Перемазанные кровью и землей драчуны, вдруг синхронно отпрянули друг от друга и в руке у каждого появилось по ножу. Это были не «штатные» кинжалы, с которыми «курсанты» упражнялись согласно разработанной Мишкой программе, и не ножи, носимые на поясе, считавшиеся не оружием, а хозяйственным инструментом. В руках у драчунов блестели засапожники, привезенные с собой из дому — тоже нарушение дисциплины, причем, серьезное.
— Отставить! — Гаркнул Мишка. — Урядник, куда смотришь?
Его даже не услышали — противники начали сходиться и зрители замерли в ожидании. Дело приобретало серьезный оборот. Мишка поднял самострел и, тщательно прицелившись, благо расстояние было небольшим, а противники двигались медленно, выстрелил. Болт ударил в блестящий клинок и вышиб нож из руки одного из «дуэлянтов». Пока присутствующие осмысливали произошедшее, глядя на искореженную железку, Мишка торопливо перезарядил оружие и навел его на второго противника.
— Бросай нож, козел!
Отрок (имен всех учеников Воинской школы Мишка никак не мог запомнить, все-таки, почти полторы сотни) глянул на боярича, потом на своего урядника и нехотя засунул нож за голенище.
— Я сказал: бросай. Не понял? На землю!
Отрок снова оглянулся на урядника и получив в ответ на вопросительный взгляд кивок головой, отбросил нож в сторону, многообещающе проворчав в адрес своего противника:
— Все равно прирежу, гнида.
— Сам раньше сдохнешь, урод! — не остался в долгу тот.
Мишку, упорно насаждавшего среди учеников Воинской школы идеологию воинского братства, покоробило от искренней ненависти, отчетливо прозвучавшей в голосах противников.
— Урядник Борис!
— Здесь, боярич.
Тон, которым отозвался Борис, больше подходил не для воинского доклада, а для недовольного ворчания. Оно и понятно — намечался заслуженный втык от начальства, да и имя свое, полученное при крещении, Борис не любил, предпочитая кличку, с которой явился в Воинскую школу — Плост, полученную, видимо, за чрезвычайно густые, действительно, чем-то напоминавшие войлок волосы[1].
— Построить десяток!
— Десяток становись. — Борис вытянул в сторону левую руку, обозначая линию построения, отроки собрались в одну шеренгу. — Равняйсь! Смирно! Боярич, седьмой десяток Младшей стражи, по твоему приказанию построен. — Плост так и не изменил ворчливого тона. — Командир десятка, урядник Борис.
