— Что еще? — крикнул командир.
— Офицеров двое застрелилось, — крикнул из толпы пленных угодливый голос.
— Туда им и дорога, — облегченно вздохнул командир.
— У тебя наган есть? — прошептал Алымов.
— Нет, — также шепотом ответил Борис. — И карабин потерял.
— А у меня ни одного патрона, — вздохнул Алымов. — Даже застрелиться не могу. Так и бросят нас в воду, как баранов связанных.
Между тем красноармейцы штыками отогнали от толпы двоих казаков. Один пробовал сопротивляться, его угостили прикладом в зубы. Завальнюк и еще один ловко связали их за локти, спина к спине, а маленький и белобрысый суетился рядом, разглядывая сапоги — вечную проблему бойца на войне. Сапоги у казаков были сношенные, и белобрысый огорченно поцокал языком.
Дальше дело у красных пошло на лад. Под пулеметом толпа застыла обреченно, хотя все понимали, что впереди тоже смерть, еще более мучительная, в ледяной воде. Завальнюк с напарником споро вязали пленников, как будто делали обычную крестьянскую работу. Пытавшихся сопротивляться белобрысый, стоявший наготове тут же, бил прикладом по голове, так что человек оседал сразу, теряя сознание на время. В толпе стоял глухой стон, пару раз начиналось какое-то движение, но тут же командир кричал: «Костя, давай!» — и пулеметчик пускал очередь — короткую, потому что берег патроны. Раненые и убитые падали на землю, Борис не сомневался, что их потом тоже подберут и бросят в море.
Маленький белобрысый красноармеец хозяйственным оком высматривал целые сапоги и заставлял смертников разуваться. Вот пришла очередь того самого казака, что вырвал у Бориса карабин и кричал, что им, простым людям, ничего не будет. Он совершенно помешался от страха, ноги его подгибались, он полз на коленях и все порывался целовать солдатские ботинки, крича:
— Ребятушки, родненькие, пощадите! У меня детки малые дома остались… Ребятушки, милые, спасите!..
— Дерьмо! — процедил Алымов и сплюнул сквозь зубы.
Казака вязали, он выл по-звериному. Связанных попарно тащили по сходням на баржу, и вот, очевидно решив, что от большого количества народа баржа может пойти ко дну, начали топить. Толпе пленных было плохо видно, что происходило с другой стороны баржи, но крики и плеск объясняли все.
Дюжий казак рядом с Борисом перекрестился и забормотал молитву.
— Вот что, Петька, — решительно зашептал Борис, — мне в такой компании помирать неохота.
— У нас есть выбор? — холодно отозвался Алымов.
— Закрой-ка меня, чтоб никто не видел.
Он незаметно вытащил из-за пояса нож — единственное оставшееся оружие — и разрезал новые, только вчера презентованные Саенко сапоги так, что портянки торчали наружу. Потом он сунул нож за голенище.
— Что ты задумал, Борис?
— Испытаем судьбу еще раз, — шепнул Борис и обнял друга, — а если не выйдет, то прощай, Петр!
— Вместе туда попадем, — грустно улыбнулся Алымов.
На пристани раздался вдруг шум, кашлянье мотора и появился автомобиль, из которого вышли несколько человек и среди них — очень знакомая Борису фигура в кожанке и фуражке. Человек был высок и очень худ, держался несколько скованно, но Борис, не веря своим глазам, узнал в нем своего знакомца Сергея Черкиза — начальника особого отдела ЧК. Познакомились они, если можно так выразиться, на допросе, когда Борис, по глупости или по невезению, попался красным. Допрос окончился отправкой Бориса в депо — место, откуда каждую ночь возили на расстрел. И если бы не верный Саенко… лежать бы Борису в Ольховой Балке чуть присыпанному землей среди таких же как он. Борис вспомнил, как долго и увлеченно говорил Черкиз о революции. Борис вначале сомневался в его искренности, но потом понял, что этот человек болен, и под свою болезнь, в которой переплелись его природный садизм и невротическая восторженность, он подвел красивое коммунистическое обоснование.
— Ничему не удивляйся, держись со мной рядом, — шепнул Борис Алымову и вдруг заорал: — Сергей! Эй, Серега, Черкиз!
Его голос далеко раздавался на пристани. Черкиз услышал, и если оставались еще у него сомнения, то фамилия Черкиз, выкрикнутая Борисом, их развеяла. Борис увидел, как Черкиз обернулся, дернув головой, как поморщился болезненно.
