— Господи, спаси и сохрани! — скороговоркой пробормотал Алымов.
Они перевалились через низкий борт, одновременно вдохнули воздух и прыгнули. Сердце у Бориса зашлось в первый момент, когда тело погрузилось в воду.
«Не захлебнуться! — приказал он себе. — Не открывать рот».
Спиной он чувствовал тесно прижатую спину Алымова. Вот прошла инерция от погружения, Борис сделал движение перевернуться и обрадовался, когда Алымов поддержал его. Стало быть, с Петькой пока все в порядке, если можно употребить это выражение применительно к их положению. Он открыл глаза и увидел под водой темную громаду баржи. Шевеля ногами, стараясь не делать резких движений, чтобы не выпал нож, Борис поплыл в сторону от баржи, начав отсчет. Он почувствовал, что Алымов уловил его ритм и старался двигать ногами так же. Они двигались как сиамские близнецы, сросшиеся спинами.
Все дальше баржа, впереди спокойная темная толща воды. Выбрасываемые смертники остались в стороне. На счет «восемь» Борис развернулся, чтобы всплыть на поверхность. Неяркое мартовское солнце резануло по глазам. Несколько секунд они удержались в воде вертикально, и за это время Борис сумел оглядеться.
Баржа была близко, но вряд ли кто-то заметил их головы в такой кутерьме. Борис наметил направление и нырнул под воду. Распластавшись так, чтобы тело было абсолютно горизонтально, он медленно двигал ногами, не забывая считать. Вот он подтянул левую ногу и почувствовал, как Алымов наугад шарит по сапогу. Толчок, который послал их сросшиеся тела вперед, затем снова шарящая рука. Опять неудача. На счет «десять» Борис перевернулся и с облегчением глотнул сырого воздуха. Дальше он плыл вперед, делая сильные движения ногами.
«Долго мы так не продержимся в холодной воде, вон уже руки коченеют без движения», — мелькнуло в голове.
Он перевернулся на счет «семь», чтобы не тратить времени, потому что Алымов под водой был страшно тяжел и тянул ко дну. И опять левую ногу Борис поджал как можно ближе к телу. Он почувствовал, как Петр запустил руку в сапог, как ухватил нож и потащил его, царапая ногу. Но боли в морской воде он не ощутил, а только безумный проблеск надежды. Очевидно, веревка ослабла в воде, иначе Алымову было бы никак не изогнуться, чтобы разрезать ее. Они опять развернулись вертикально и начали погружаться в воду. Петр все пилил и пилил ножом веревку, и Борис подумал, что если он не справится или выронит нож, то им уже не выплыть на поверхность. Да и не к чему, потому что скоро начнет сводить руки от холода, а потом и ноги. Веревка поддавалась медленно, Борис боялся дернуть, чтобы не помешать Алымову. И хоть перед глазами ходили красные круги и легкие, казалось, разрываются, он приказывал себе не терять контроля и не делать резких движений. Иначе тело, движимое инстинктом самосохранения, устремится наверх, и они захлебнутся. Еще секунда… другая… Борис чувствовал, что жизнь уходит из него вместе с воздухом из легких. Уже манила снизу черная мгла, и поднималось из нее что-то страшное и холодное, гораздо холоднее морской воды. И когда Борис понял, что это смерть надвигается на него, подобно страшному черному облаку, и что сейчас сердце его разорвется, веревка поддалась. Не веря собственным ощущениям, он устремился вверх. Петр вынырнул рядом, отплевываясь. Борис сунул непослушными руками нож за пояс и показал на песчаную косу:
— Ее мы должны обогнуть, там берег дикий, туда и поплывем. Быстрее, Петька!
Если бы пришлось проплыть такое расстояние летом в теплой воде без одежды, Борис бы только порадовался. Плавать он умел хорошо еще с детства, море любил. Но сейчас… в холодной воде, в одежде, обессиленному… однако выбора у них не было. Рассекая плечами волны, Борис устремился к косе. Внезапно вода впереди вскипела фонтанчиками: как видно, какой-нибудь ушлый красноармеец, рассеянно наблюдая за делом рук своих, окинул взглядом море и заметил две головы вдалеке. Не сговариваясь, Борис с Алымовым нырнули и дальше плыли под водой, высовывая голову, только чтобы глотнуть воздуха.
Красные не случайно выбрали этот дебаркадер — он был старый, находился у самого края пирса, и баржа была заброшена. Красные нашли ей такое страшное применение. Но офицерам это было на руку — свобода и жизнь были за песчаной косой.
