Лицо Слащова, и обычно бледное, сейчас казалось просто мертвой мраморной маской. На нем жили только глубокие темные глаза и неприятно красный рот.
Обведя взглядом присутствующих, Слащов продолжил:
— Честно говоря, я не понимаю, как можно выбирать Главнокомандующего.
Любой командир в армии назначается. Выборы — это любимое развлечение красного сброда. В семнадцатом году мы с вами уже насмотрелись на выборы командиров. Ни к чему, кроме развала армии, это привести не может. Что у нас здесь, совдеп, что ли? Генеральский совдеп! Ничего, кроме насмешек и презрения, это вызвать не может. Если Главнокомандующий считает, что не имеет более морального права оставаться на своем посту, — он должен назначить себе преемника. Назначить своим приказом! И я, как офицер, приказу подчинюсь беспрекословно. А так — развели демократию… это уже не армия. И уж если угодно устраивать выборы, так извольте ввести равное представительство. А то я вижу здесь, что Донской корпус представляет шесть человек, Добровольческий — тридцать, а Крымский корпус за то, что он обороняет Крым, — только три человека.
Драгомиров приподнялся, набычившись, и сказал:
— Я попрошу Антона Ивановича приравнять крымских представителей к остальным…
— Это не нужно. Крымский корпус в выборах участвовать не будет, у меня на фронте трудная обстановка. Я явился сюда, исполнив приказ, сказал все что мог и дольше оставаться здесь не буду. На рассвете у меня бой.
Генерал Слащов вышел из комнаты и резко захлопнул за собой дверь.
— Ну что ж, Борис Андреич, разрешите поздравить вас с удачным разрешением дела. — Полковник Горецкий откупорил бутылку вина и налил в бокалы искрящийся напиток.
— Право, не знаю, стоит ли за это пить, — нахмурился Борис. — Предотвратили очередное покушение на Слащова, но что мешает им сделать это снова? Кстати, вам удалось выяснить, кто такие «они»?
— Да, достаточно подробно. Как вы знаете, из участников покушения удалось живым взять только одного. Это рабочий из Симферополя Михаил Полещук. Молодой человек очень зол на своего руководителя, так как понял, что его и двух других просто подставили, отправили на смерть. Поэтому на допросе не пришлось применять к нему никаких сильно действующих мер, он все рассказал сам. Правда, после того, как я объяснил ему, что, учитывая его чистосердечное признание, военно-полевой суд в Джанкое может оставить ему жизнь.
— Вы уверены, что это будет именно так? Все же покушение на самого Слащова…
— А что? Он лично ни в кого не стрелял, а бросил гранату, причем без намерения кого-то убить или ранить, а только для отвлечения внимания. Граната вообще не могла причинить никому вреда, потому что не разорвалась. Все это я изложил господину, ах, простите, товарищу Полещуку, и он любезно согласился ответить на мой вопросы. И я выяснил очень любопытные вещи. — Аркадий Петрович отпил из бокала. — Так вот, операция была организована чрезвычайно грамотно.
Некий Жорж Лапидус, о котором Полещук не без некоторого колебания признался, что он и есть бывший председатель подпольного комитета товарищ Макар, он же Макаров Владимир Васильевич, набрал группу из совершенно неподготовленных молодых людей и поручил им покушение на генерала. Если бы случился в группе хоть один сообразительный малый, он бы понял мигом, что дело нечисто. Но, как я уже говорил, молодые люди были совершенно неопытны, к тому же слепо доверяли товарищу Жоржу, как они его называли. То есть доверяла девушка, Надя Корабельникова. Объясните мне, Борис Андреич, что такого эти восторженные барышни находят в большевиках? Ведь на смерть пошла ради него! А девчонке-то всего восемнадцать лет было, ваша сестра, Варвара Андреевна, всего на два года ее постарше…
— На что это вы намекаете? — мгновенно ощетинился Борис.
Он не рассказывал полковнику Горецкому, что, когда нашел Варю в прошлом году на Украине, она была замужем за видным большевиком, начальником Особого отдела ЧК Сергеем Черкизом. Вернее, просто жила с ним, потому что институт брака красные отменили. Но там все было совершенно по-другому, и когда Варя встала перед выбором — муж или брат, она, не колеблясь, выбрала Бориса и спасла ему жизнь.
