— А вы, собственно, кто, товарищ? — оглянулся Борщевский. — По-моему, мы раньше не встречались…
— Не встречались, — протянул матрос, разглядывая его в упор. — А жаль. И я, значит, буду Федор Кипяченко.
— Товарищ Кипяченко у нас руководит всей подрывной работой, — вставила Тоня, и от ее свежего звонкого голоса разошлись облака тревоги и неприязни, что начинали сгущаться в комнате.
Борщевский протянул матросу руку, и тот пожал ее, чуть помедлив.
— Правильно говорит товарищ Борщевский, — донеслось с порога неторопливое, — аккуратнее нужно к работе относиться. Враг, товарищи, не дремлет. А сейчас, раз все в сборе, то закрой, товарищ Парфенюк, двери и занавески отдерни. Пусть все знают, что нам скрывать нечего.
Когда все расселись и отхлебнули чаю, председатель комитета обвел присутствующих внимательным взглядом маленьких близко посаженных глаз и начал негромко:
— Положение, товарищи, в городе очень тревожное. Работа комитета проводится успешно. Наши воззвания к войскам и населению печатаются часто и расклеиваются аккуратно на видных местах. Рабочие, товарищи, должны знать правду о положении на фронте, о наступлении красных. Вот, товарищ Гольдблат, — он достал из кармана и протянул руководителю типографии свернутый лист бумаги, — это последняя оперативная сводка белых о положении на фронтах. В ней сообщается, товарищи, о том, что на сторону красных переходят целые дивизии Колчака, о взятии его в плен. Как всегда, товарищ Гольдблат, сделай, пожалуйста, специальное добавление к сводке от нашего подпольного комитета, где разъясняется вся бесцельность дальнейшей борьбы с красными.
— Сделаю, — кивнул Гольдблат.
— Дальше, Семен Ильич, как у тебя в доках, какие настроения у рабочих?
— По-разному, — хрипло ответил Крюков, — но работаем, агитируем, на морском заводе есть толковые люди… Но надо бы оратора какого поголосистее, а то в прошлый раз прислали какого-то жидковатого.
— Вот Антонину возьми, у нее голос звонкий, — предложил Салов.
— Нет уж, — отмахнулся Крюков, — ты, дочка, не обижайся, но в порту тебе делать нечего, там народ уж больно охальный… Вот в рабочем клубе, что на Базарной, тебе можно, там люди посолиднее, будут слушать…
— Давайте я пойду! — предложил Борщевский. — А то, я вижу, хромает у вас агитационная работа.
— Это можно, — согласился Крюков, оглянувшись на председателя.
— Теперь, товарищи, о главном, — продолжил Макар, — о подготовке к вооруженному восстанию. Обстановка сейчас для этого сложилась самая подходящая.
Белые озабочены обстановкой на фронте, гарнизон в городе немногочисленный и состоит в большинстве из мобилизованных и пленных красных, среди них есть у нас проверенные товарищи и много сочувствующих. Салов, как у тебя дела? Формируешь проверенную группу, которая будет потом ядром гарнизона?
— Нормально все, — откликнулся Салов.
— А ты, товарищ Кипяченко, был на дредноуте «Воля», говорил с матросами о восстании?
Матрос всю предыдущую неделю посвятил общению с моряками, для этой цели он прочно обосновался в портовом кабаке. Приходили туда и матросики с «Воли», Кипяченко пил с ними и заводил беседы. В ходе этих бесед выяснилось, что на флоте очень много недовольных, потому что от водки языки у матросов развязывались и море становилось по колено.
— Теперь плохие новости, — продолжал товарищ Макар. — Наш человек, с которым мы посылали бриллианты в Новороссийск, для того чтобы нам достали оружие, пропал.
То есть известно, что он прибыл на место, но вот что с ним произошло дальше — никто не знает. Я, товарищи, далек от мысли, что он оказался предателем и скрылся с камнями. Думаю, что он попался в руки контрразведки. Так или иначе, но мы остались без оружия, а без оружия, сами понимаете, ни о каком вооруженном восстании не может быть и речи. И тогда мы переходим к запасному варианту нашего плана.
— А я давно говорил, — поднялся со своего места Салов, — есть у меня верный человек, может помочь.
— Кто такой? — оживился Борщевский.
Он прямо подался вперед и не заметил, как блеснули недовольством маленькие глазки товарища Макара. Впрочем, он быстро опустил их, так что перехватить его взгляд успела только Антонина, потому что смотрела на него, не отрываясь.
