Вдову приехал защищать сам Плевако — кстати, именно от него я и знаю все подробности этой истории, то, чего не было в газетах.
Рыдающая привлекательная вдовушка, которой очень шел траур, сумела разжалобить присяжных и, представьте себе, ей дали меньший срок, чем аптекарю Зильбершвану! А юный поручик оказался вообще ни при чем, он даже не знал, что мужа собираются отравить!
Горецкий заметил, что капитан сжал кулаки и сверкает глазами.
— Орест Николаевич, правильно ли я изложил эту незабываемую историю?
— Правильно, — глухо ответил капитан. — Эта отвратительная история преследует меня всю жизнь.
— Кем вам приходился аптекарь Зильбершван?
— Двоюродным дядей, черт бы его побрал! — воскликнул капитан. — Не такое уж близкое родство… Просто уже давно наша ветвь пишется как Сильверсваны. А Стасский был тоже из Вильно, он, разумеется, всю историю знал. Так и ждал я, что он начнет взахлеб рассказывать, да еще при Юлии Львовне!
— И решили Стасского устранить? — невинно задал вопрос Горецкий.
— Ах, оставьте! — Капитан закричал, как кричал он, должно быть, в шторм на своей канонерке. — Я его терпеть не мог, это верно, но не боялся. Ну, рассказал бы он, посмеялся бы надо мной еще раз, а что еще он мне сделать мог? Да стал бы я из-за такого мелкого мерзавца грех на душу брать! А что вам сразу не рассказал, то виноват, струсил. Думаю — аптекарь, яд, — сразу меня и заподозрят.
— Ну что ж, Орест Николаевич, я все понял, спасибо вам за разъяснение, — вздохнул Горецкий, — вы свободны.
Похороны устроили под вечер. Два солдата вырыли могилу неподалеку от татарского кладбища, положили тело в самодельный дощатый гроб и забили крышку.
Капитан Сильверсван прочел молитву и сказал несколько слов о том, что все мы смертны и что нельзя об этом забывать. Помолчали немного, всем было неловко.
— Давайте, ребятушки! — махнул Колзаков солдатам с лопатами.
Земля гулко стучала о крышку гроба. После солдаты поставили грубо сколоченный крест и ушли. Полковник Горецкий в похоронах участия не принимал, Саенко тоже куда-то запропастился. Юлия Львовна держалась в сторонке и старалась не встречаться с Борисом взглядом.
Горецкий провел это время, сидя в полутемной комнате, куря и размышляя.
Наконец он решился, собрал в стопочку листки с записями и вышел в большую комнату как раз, когда унылая компания вернулась с похорон.
— Господа! — обратился Аркадий Петрович к вошедшим. — Я знаю, что эта история вам порядком надоела. Мне тоже есть чем заняться. Но я прошу вас посвятить расследованию еще один вечер. Дело в том, что я нахожусь в тупике. Я долго беседовал со всеми вами, выслушал всех и пришел к выводу, что отравить Стасского в принципе мог каждый из вас. Мотив во всяком случае был у каждого, Стасский всем был неприятен. Теоретически у каждого была возможность всыпать яд в вино Стасскому, потому что он с бокалом в руке кружил по комнате, даже ставил его на стол и находился иногда вне поля зрения. Итак, я призываю вас мобилизоваться и помочь мне устроить следственный эксперимент.
— Что еще такое? — недовольно заговорил Ткачев.
— Мы воссоздадим обстановку вчерашнего ужина, каждый припомнит, где он находился, что делал и говорил. И, возможно, тогда я смогу понять, кто же из вас говорит не правду, кто отравил Стасского… Вы согласны, господа? Обещаю, что если эксперимент не удастся, я оставлю вас в покое.
— С трудом верится, — пробурчал Борис.
— Я согласна, — неожиданно произнесла Юлия Львовна, внимательно глядя на Горецкого.
Он поспешно отвернулся.
— Я тоже согласен, — поспешил Сильверсван.
— А я — как все, — улыбнулся Колзаков.
Остальные только кивнули. Горецкий подозвал невесть откуда появившегося Саенко и стал тихо с ним совещаться.
— Нет нигде… трудно искать… татар в деревню понаехало на похороны Мусы… всех не проверишь… — донеслось до Бориса бормотанье Саенко.
Он отошел в сторону, потому что ему надоели интриги. Украдкой он поглядывал на Юлию Львовну и все думал: она или не она? И если не она, то кто же?
— Итак, — начал Горецкий, — первыми в комнату пришли покойный Стасский и лейтенант. Как я уже говорил, роль Стасского буду играть я. Господин лейтенант, где вы стояли? Примерно здесь? — Горецкий встал рядом с Ткачевым и окликнул Бориса:
