«Вскоре после этого нашего разговора Трауберг и его товарищи при таинственной обстановке были арестованы», — вспоминал потом Владимир Львович.
Находясь в Финляндии, Бурцев узнал, что Бакая, которому грозил военный суд за измену и выдачу секретных сотрудников полиции, судить не решились из-за возможного скандала — все-таки высокопоставленный полицейский чиновник! На период следствия он был посажен в Петропавловскую крепость, а затем отправлен в ссылку в Сибирь. На пути в ссылку, воспользовавшись тем, что был отпущен в Тюмени на несколько дней для отдыха — на частную квартиру, Бакай бежал. Побег организовал Бурцев с помощью сестры Савинкова — Софьи Викторовны. Прибыв к Бурцеву в Финляндию, Бакай, как вспоминает сам Бурцев, чуть ли не сразу же спросил:
— Кому вы, Владимир Львович, говорили, что устраиваете мой побег?
Я ему категорически ответил:
— Никому!
— Странно! — сказал Бакай. — В Тюмени меня должны были арестовать по телеграмме из Петербурга в Тобольск. Значит, в Петербург кто-нибудь донес о том, что вы устраиваете мне побег.
И тут Бурцев вспомнил, что рассказывал о готовящейся операции Виктору Чернову. Стало ему известно и то, что Чернов сообщил об этом Азефу. О том, что Азефу это могло стать известным и через Савинкова, сестра которого участвовала в организации побега Бакая из Тюмени, Бурцев, судя по его воспоминаниям, не думал; зато после этой истории, писал он: «Про себя я повторил: «Азеф — предатель! Азеф — предатель!»
События эти разворачивались в 1908 году, и Азеф, чувствуя, что разоблачение приближается, шел на все, чтобы перехитрить судьбу. Именно в это время он взялся за самое крупное дело, как он говорил, своей жизни — за подготовку покушения на Николая II.
Если бы эта акция удалась, никто не осмелился бы обвинить его в предательстве революции, в гибели десятков отправленных им на виселицу революционеров, в пятнадцатилетней работе на Департамент полиции. Цареубийство перечеркнуло бы любые разоблачения, медленно, но верно подбирающегося к нему Бурцева — и тогда бы Азеф, героически завершив карьеру террориста, уехал бы со своими немалыми капиталами, почерпнутыми как из кассы полиции, так и из эсеровской, куда-нибудь в Австралию или в Южную Америку.
Несмотря на то, что среди рядовых эсеров о провокаторстве Азефа разговоры велись почти в открытую, члены ЦК ПСР, особенно Чернов и Савинков, верили ему безоговорочно и были твердо уверены, что слухи, порочащие Ивана Николаевича, распускают агенты Департамента, стремящиеся скомпрометировать героического революционера и мастера революционного террора.
Вопрос о покушении на царя был вычеркнут из планов эсеровского террора еще в 1902 году, когда руководство ПСР сочло эту акцию политически невыгодной и даже вредной. При этом учитывалась и отрицательная реакция в народе на убийство Александра II Освободителя, и глубокая вера народных масс в доброго «батюшку даря», который хочет добра простым людям, да которому во всем мешают его министры, губернаторы и генералы. Поднять руку на царя, по мнению эсеровского руководства, означало оттолкнуть массы от революции и, наоборот, вызвать и укрепить их поддержку самодержавия.
Но годы шли, и настроения менялись. Русско-японская война, первая русская революция, разгон сначала одной, а затем и другой Думы, разгул реакции и «столыпинские галстуки» в значительной степени изменили отношение народных масс к «царю-батюшке». В таких условиях, по мнению руководства ПСР, цареубийство могло бы явиться искрой, вызвавшей всеобщий взрыв, — революцию. После того, как боевой отряд Зильберберга- Никитенко получил разрешение таких влиятельных членов ЦК ПСР, как Кафт, Чернов и Натансон, боевики начали поиски «подходов» к царю и великому князю Николаю Николаевичу, то есть, решив вопрос о цареубийстве политически, они приступили к его решению технически. Через «симпатика», сына начальника дворцовой телеграфной конторы Наумова они вышли на казака дворцовой охраны Ратимова, оказавшегося провокатором. Герасимов с помощью Азефа дал заговору «созреть», а затем произвел в ночь на 14 апреля 1907 года аресты. Было арестовано 28 человек — членов боевого отряда Зильберберга и тех, кто был с ними связан. Восемнадцать человек были преданы военному суду, трое — Никитенко, Наумов и Синявский были приговорены к смерти и казнены 3 сентября 1907 года. Многие пошли на каторгу.