С Глебом беседовал Жихарев. Вербицкого допрашивали следователь Голованов и прокурор Кулик. На допросе присутствовал генерал Копылов. Расположились в комнате председателя. Игнат Прохорович сидел в шинели: озяб на озере. Николай Николаевич выглядел ужасно: отёкшее лицо, набрякшие мешки под глазами, руки ходили ходуном. Генерал чувствовал себя неловко. Вспоминал те времена, когда он, ещё полковник, заместитель начальника областного управления внутренних дел, заходил в необъятный кабинет председателя облисполкома с докладом. Иной раз приходилось выслушивать и резкий выговор: Вербицкий бывал несдержан и мог так отчитать — только перья летели. Ни Кулика, ни Голованова в их краях тогда ещё не было.
И вот теперь Николай Николаевич сидел перед ними совершенно растерянный, подавленный, жалкий и старался ни на кого не смотреть.
Заполнив анкетные данные, следователь приступил к существу дела.
— Расскажите, что произошло на Верхнем озере? — задал он первый вопрос.
Вербицкий поёжился, откашлялся.
— Даже не знаю, с чего начать…
— Давайте с того, как вы приехали в совхоз «Зеленые дали». Когда, кстати? — Голованов был подчёркнуто вежлив. Наверное, все-таки действовало положение допрашиваемого.
— Вчера утром, — глухо ответил Вербицкий.
— По делам службы?
— В Средневолжске я в командировке. А здесь, собственно, не совсем…
Он говорил медленно, словно цедил каждое слово.
«Тщательно взвешивает», — подумал генерал Копылов.
— Извините, если можно, поточнее, — настаивал Голованов. — Посещение Ольховского района предусматривалось вашей командировкой?
— В праздники человек волен распоряжаться своим временем, — не смог сдержать своего раздражения Николай Николаевич.
— Вчера был рабочий день, — заметил следователь. — Ну, хорошо, — смилостивился он, видя, что этот вопрос для допрашиваемого весьма щекотлив.
— Чем вы занимались тридцать первого декабря?
Путаясь и сбиваясь, Вербицкий рассказал, что, мол, поохотились, немного отдохнули и затем поехали в совхозный посёлок.
— Выпили? — спросил следователь.
Вербицкий промолчал.
— Ярцев употреблял спиртное? — несколько изменил постановку вопроса Голованов.
— Было, — кивнул Вербицкий и добавил: — А что в этом такого? Новый год…
— Что же, он пил в одиночку? — чуть усмехнулся следователь.
Отпираться было глупо: видок у Николая Николаевича был ещё тот, сам за себя говорил.
— Я ведь не за рулём, — пожал плечами Вербицкий.
— И много приняли?
— Имеет ли это значение? — чуть ли не со стоном произнёс Вербицкий.
— Имеет, Николай Николаевич, имеет, — сказал следователь. — Будь Ярцев трезвый, может, и не случилось бы несчастья. Вы ехали на двух машинах, не так ли? Кто в какой находился?
Николай Николаевич рассказал, стараясь быть предельно кратким. Разумеется, о гонках по льду и других подробностях он умолчал.
Особенно мучительно было Вербицкому рассказывать о самом происшествии. Он почти ничего не видел и не помнил. Радостные крики дочери и Глеба, песни, что он распевал под аккомпанемент Дика, пустая полынья… Смутные отрывки… И, чтобы как-то выкрутиться, пояснил:
— Знаете, в машине я задремал. Весь день бродил по лесу с ружьём, устал. Ну, ещё рюмочка коньяку. Словом, сморило.
— Да, насчёт охоты, — словно вспомнив что-то, спросил Голованов. — Кто получил лицензию на отстрел лося, вы или Ярцев?
У Вербицкого похолодело внутри. Выручило его то, что в комнату заглянул начальник РОВДа.
— Извините, товарищи, — сказал он. — Приехала судмедэксперт, и если есть вопросы…
— Да, да! — ответил молчавший до сих пор райпрокурор. — Есть.
— И у меня, — поднялся следователь.
Они прервали допрос и вышли, сказав, что минут на десять.
Генерал снял шинель: согрелся. Прошёлся по кабинету.
— Слушай, Игнат Прохорович, — провожая его глазами, хмуро произнёс Вербицкий. — Видишь, что этот парень делает?
Копылов остановился возле него.
— Обыкновенное дело — выясняет, — ответил генерал со вздохом.
— Он же меня под монастырь подводит! — воздев руки вверх, трагически сказал Вербицкий. — Неужели не понимаешь, куда он клонит? Вопросики-то какие, а?! Он понавешает на меня такого…
— Но ведь было, да? — снова вздохнул Копылов и сам же ответил: — Было. Ты не скажешь, так этот шофёр Матвеича… — Копылов не замечал, что обращается к Вербицкому на «ты», а прежде они всегда были на «вы». Наверное, потому, что так начал сам Вербицкий.
