— О, Костюков был голова! — закивал Вербицкий.
— Что ты! Оставил хозяйство — любо-дорого посмотреть! Я сейчас забот не знаю! У меня главный агроном — хоть завтра в академики ВАСХНИЛ! А жилищный фонд! А культура! Не говоря уже о самом производстве!
— Так ты сам сюда напросился?
— А что оставалось делать? Ждать, пока дадут по шапке и предложат какой-нибудь колхоз поднимать?
— Что ж, ход правильный, — после некоторого размышления одобрил Вербицкий. — Отличный ход, ты на виду… Сам себе голова. Вокруг все с тобой здороваются каждый день, уважают. Понимаешь, знают, как говорится, в лицо. И сделать можно много хорошего. Главное — видишь результаты своего труда. А природа чего стоит! Так что живи себе на здоровье. — улыбнулся он.
— Радуйся жизни.
— Легко сказать, — вздохнул Ярцев. — Я из таких, кому подавай простор. Пусть область, но все же размах! Порох-то есть! А тут, как ни верти, понижение… даже снится, что я снова в Средневолжске. Ведь столько трудов там положено! Возьмите хотя бы квартиру — в центре, четырехкомнатная! Такую теперь не получишь. Потолки под четыре метра! Не могу с ней расстаться, и все тут!
— Это ты правильно сделал, что сохранил её за собой, не выписался, — одобрил Вербицкий. — Хотя дом у тебя тут — шикарный! Шесть комнат!
— Ну уж дураком меня не назовёшь, — усмехнулся Семён Матвеевич. — А в этой хатке, — он оглядел стены, — Злата прописана. Так что комар носа не подточит. Правда, она рвётся в Средневолжск — спит и видит!
— Говорила… Насколько я понял, ты считаешь это временным, так сказать, тактическим отступлением? — пристально посмотрел на приятеля Вербицкий.
— Мы предлагаем, а бог располагает.
— И все же какие планы?
— Ну, через годик хорошо бы сюда, — Ярцев ткнул себя в грудь, — Героя… Поможешь, а?
— Это можно. А потом?
— И дальше рассчитываю на дружескую помощь, — хохотнул Семён Матвеевич, однако не очень смело. — Верные люди тебе небось нужны? Я имею в виду Москву.
— Хочешь честно? — посуровел Вербицкий.
— Разумеется, — несколько напрягся хозяин.
— Когда ты ещё возглавлял облсельхозтехнику, я делал заход насчёт тебя в министерстве. В кадрах обещали поддержать. А тут вдруг — бац! Узнаю, что ты теперь в Ольховке. Ну сам подумай, как я теперь буду ставить вопрос? — Увидев, что Ярцев нахмурился, он добавил: — Понимаешь, должность — не проблема, а вот прописка, квартира…
— Неужели твой министр не может снять трубку и позвонить председателю Моссовета? — с надеждой посмотрел на приятеля Ярцев.
— Министров много, а председатель один. И потом, за кого просить? Директора совхоза?
— Насколько я помню, однажды один товарищ с должности директора совхоза попал прямо в кресло министра сельского хозяйства Союза, — серьёзно проговорил Ярцев и улыбнулся. — Но я, как ты понимаешь, в министры не набиваюсь.
— Ладно, вернусь в Москву, провентилирую, — пообещал Вербицкий.
— И на том спасибо, — обрадовался Семён Матвеевич. — Что это мы все обо мне да обо мне… Сам-то как живёшь?
— Жаловаться грех.
— Понимаю, — хитро посмотрел на Вербицкого Ярцев, — значит, правда, что тебя хотят в замминистры?
— Ну ты даёшь! — хмыкнул Николай Николаевич. — Действительно, разведка у тебя работает отменно! Ведь насчёт этого и в Москве-то в курсе лишь узкий круг.
— Выходит, скоро?
— Не знаю, не знаю… — ответил неопределённо Николай Николаевич. — В ЦК решается. Только прошу тебя, об этом пока…
— Ни-ни! — приложил обе руки к груди Семён Матвеевич. — Ни одной душе!
— Даже Злате! — поднял палец Николай Николаевич.
— Будь спокоен, — заверил Ярцев и радостно потёр руки. — Поохотимся мы с тобой на славу! Гарантирую!
В Кабанью рощу добрались не так быстро, как предполагали. Бульдозер хоть и расчистил дорогу, но для сугубо городской машины, какой являлась «Лада», она была нелёгкой. Семён Матвеевич, ехавший впереди, несколько раз останавливался, чтобы помочь увязавшему в снегу сыну. Однако эти помехи никому не испортили настроения: уж больно прекрасно было все вокруг — и погода, и торжественно-величественный лес, и ожидающие впереди удовольствие и отдых.
Наконец показался домик на берегу озера, а возле него — бульдозер.
