— Я сам. — Сейчас он был похож на шестилетнего мальчика, мечтающего самоутвердиться.
Но едва сержант вставил ключ в замок, как дверь распахнулась и Настя увидела на пороге Евгения.
— Настенька, ну, слава Богу, жива. А я „вычислил“, что если ты куда-нибудь и забредешь, то только сюда…
Она не выдержала и бросилась ему на шею, потому что поняла, как соскучилась по этим глазам, по этому единственному любимому лицу.
Она заплакала.
Евгений наконец заметил ее спутника в милицейской форме.
— Вы… арестовали мою жену? Она что-нибудь натворила?
Вася засмеялся в ответ. Невольно его смех подхватил и Евгений. И Настя тоже не могла сдержать смех сквозь слезы.
На виске у мужа она заметила седые волоски. Вчера их не было…
А спустя несколько дней они сидели рядом в самолете, который летел туда, где теперь лето. Евгений надеялся, что там Анастасия окончательно отогреется на берегу, виденном во сне.
Их ждали в государстве Катар, на маленьком полуострове в Персидском заливе. Он крошечный, размером в половину Московской области, этот Катар. И столица — город, в который они направлялись, называется странно: Доха. По этому поводу Евгений иронизировал:
— Знаешь, я когда-то слышал стишок про доху.
Себя от холода страхуя,
Купил доху я на меху я,
Но с той дохой дал маху я —
Доха не греет ни…
Ну, в общем, абсолютно не греет.
Настя подумала, что Авдей Петропавлов прочел бы без купюр.
Смешной и несчастный Авдей, как он ругал деньги, предавал их анафеме и провозглашал источником всех зол на свете. А на самом-то деле, деньги — только средство, если не делать их единственной целью жизни. Вот и сейчас они летят в этом самолете не только потому, что так им захотелось, но и потому, что они это смогли…
Стюардесса принесла баночки вездесущей „Кока-колы“ и джин с тоником. Впервые в жизни Настя с удивлением распознала в воспетом почти всеми западными прозаиками „буржуазном“ тонике простую газировку — на вкус точно такую же, как та, что пару лет тому продавалась на всех московских углах по копейке за стакан.
Но с джином газировка пьется просто замечательно!
— Настюша, прямо из аэропорта поедем в отель „Оазис“. Возьмем такси — и в „нумера“? Да?
— Нет!
— Ты обещала мне никогда не отвечать „нет“, не подумав. — Он опять демонстрировал замечательную улыбку Чеширского кота.
— Нет, мы поедем к морю…
Он молчал, и Настя приняла это молчание за знак согласия…
Вот оно, море, под крыльями, под шасси, под облаками, сквозь которые самолет спускался с небес.
Лазурное, ультрамариновое, голубое, бирюзовое, оно занимало все земное пространство, видимое из окна.
— Море того же оттенка, что и твоя блузка.
— Какая? — Она посмотрела на свой кремовый льняной костюмчик, пугаясь, что Пирожников внезапно подхватил вирус дальтонизма.
— Как та блузка, в которой я тебя увидел впервые.
Они сели в белоснежное такси, ведомое арабом в столь же белоснежных одеждах.
Пальмы, цветы, фонтаны… Экзотический город-оазис среди Аравийской пустыни.
Первое, что бросилось в глаза, это отсутствие женщин. По улицам ходили только мужчины. А кроме них — бесформенные мешки, укутанные тканью до самых глаз.
Машина ехала мимо домов, и почти все они были тоже белые. Белые стулья и столики уличных кафе, белые скульптуры…
Справа Настя заметила величественный фонтан. Семь кувшинов традиционной восточной формы, под разными углами склоненных к земле, изливали живительную влагу.
Они попросили водителя остановиться недалеко за городом, у просторного песчаного пляжа. Пирожников дал таксисту задаток, и тот удивился, увидев у него в бумажнике „живые“ деньги, а не универсальную кредитную карточку. Что же, пачки банкнот „оазисного“ цвета в карманах — тоже примета „новых русских“.
И вот они стоят, взявшись за руки, на границе земли и воды. Теплые волны касаются ступней и снова убегают в глубины.
А в небе пролетают большие белые птицы. Их путь лежит в сторону линии горизонта.
