Но любовью ли была эта слепая страсть? Может ли вообще маниакальное влечение существовать долго — всю жизнь? Возможно, на эти вопросы ответила бы Наташа Ростова, воспылавшая страстью к Анатолю Курагину? Тихая и мирная Наташа, растворившаяся в конце концов в счастливом, лишенном хоть какого-нибудь надрыва браке с Пьером Безуховым. Впрочем, Андрея Болконского она, кажется, тоже любила…
* * *
В почтовом ящике Настя нашла номер толстого журнала со своими стихами. Она благодарила этот день за нечаянную радость. Подборка так и вышла — без фотографии, в свое время не сделанной криминальных дел мастером Валентином.
„Где он теперь? — вспомнила она давнего эротического друга. — Куда он мог исчезнуть?“ Страшные следы на давно растаявшем снегу вновь проявились, как негатив, в ее памяти. И ей страстно захотелось быть защищенной. Хотя бы каменной стеной.
Анастасия не знала, что Валентин исчез не случайно и вовсе не по своей воле. Что именно каменная стена, а то и две-три отделили экс-фотографа не только от бывшей возлюбленной, но и от всего свободного мира по меньшей мере лет на семь. Она не знала, что „загремел“ он в тюрягу, к сожалению, не за поджог ее квартиры. „Заложили“ некрофила-мазохиста подельники, которых взяли в разгар какой-то мафиозной разборки, На вопрос, кто в МУРе их информировал, они отвечали прямо и открыто, исключительно четко, — как дикторы „НТВ“, произнося одно и то же имя.
Такой вот вышел „печальный детектив“.
* * *
Настасья Филипповна пила цейлонский чай, заедая его швейцарским сыром, и душа ее была спокойна, поскольку скатертью-самобранкой стал пакет, презентованный легально состоятельным Поцелуевым. А когда на ее столе появлялись копченые угри из прудов скромного фотографа, она, бывало, испытывала смутную тревогу, приводившую временами к отсутствию аппетита. К счастью, ей были неизвестны причины тех давних „безвкусовых“ пристрастий.
Она листала толстый журнал, и сердце ее стучало с тайной гордостью. Нет, куда там — она вся была переполнена преступной гордыней. Потому что о-то-мсти-ла! Отомстила милой бардессе Катюше Мышкиной, которая осаждала редакцию этого издания, как половцы Киев, уже который год. Настасья испытывала удовлетворение, достойное великой Джулии Лэмберт.
Открой глаза, пойми, что все сбылось.
Укачивает облако ребенка.
Во сне являлась дальняя сторонка
И грузной птицей пролетала злость.
Прости, прости.
Качается мой мир,
Цепями по земле гремят качели.
Взлететь и быть мы так с тобой хотели!
А ныне — пир…
И Настя пировала, намазывала белую булку красной икрой, а не губной помадой. Сегодня у нее был маленький праздник. Она почувствовала себя сильнее, потому что смогла произнести „нет“ — своим болям, обидам и неясным томлениям.
Сегодня она осознала, что сможет сказать и „да“. Когда настанет час.
А вечером Анастасия смотрела „Ночного портье“, поставленного Лилианой Кавани и переписанного Улугбеком Ахметовым на безымянную кассету.
Едва она заправила кассету в гнездо видеомагнитофона, как уже не могла оторваться. Она вся была поглощена созерцанием женственного взгляда режиссера на трагические страницы истории двадцатого века. Только женщина могла увидеть так: ни батальных сцен, ни бесконечных переговоров и штабных заседаний, ни военных сводок… Герои фильма трагичны по самой сути, потому что не изменили ролей. Они — жертва и палач. Как сказала их создательница в одном из интервью: „Все мы жертвы или палачи и выбираем эти роли по собственному желанию. Только маркиз де Сад и Достоевский хорошо это поняли“.
* * *
На ночь Анастасия решила почитать „Спящие красавицы“ Ясунари Кавабата и погрузилась в повествование, а заодно и в садо-мазохизм по поводу своего навсегда утраченного „японца“, впрочем, как оказалось, больше похожего на татарина.
Она читала повесть нобелевского лауреата, герметичную и таинственную…
Начиналась повесть с того, что старик Егуцы приходит в дом „спящих красавиц“ и проводит там несколько ночей. А заканчивалась трагически: одна из тех девушек, которыми Егуцы платонически наслаждался, засыпает сном вечным. Это произведение насквозь было проникнуто эротикой, но особого рода. Это симфония эротической осени Человека.
