Она перечитала написанное. „Довольно бездарно! — оценила она сама себя. — Что-то навеянное американскими боевиками с кибергами. У Джорджа Оруэлла в „1984“ все было проще и страшнее“. Вот так:
„Партия стремилась не просто помешать тому, чтобы между мужчинами и женщинами возникали узы, которые не всегда поддаются ее воздействию. Ее подлинной необъявленной целью было лишить половой акт удовольствия. Главным врагом была не столько любовь, сколько эротика — и в браке и вне его. Все браки между членами партии утверждал особый комитет, и — хотя этот принцип не провозглашали открыто, — если создавалось впечатление, что будущие супруги физически привлекательны друг для друга, им отказывали в разрешении. У брака признавали только одну цель: производить детей для службы государству. Половое сношение следовало рассматривать как маленькую противную процедуру, вроде клизмы“.
Анастасия отложила книжку и предалась воспоминаниям. Не так-то далеко было то общество, в котором она родилась, в котором жила ее мать, от антиутопичного „1984“!
Как-то в сердцах на отца мать поведала ей, что, когда он собрался оставить их, она, жена и член партии, обратилась в партком по месту его работы. И целое собрание коллег-соратников разбирало персональное дело. Но, несмотря на партвзыскание, он все равно ушел к той, другой… И, по слухам, жил с ней счастливо. Или, во всяком случае, долго.
Мудрый Оруэлл, откуда он все это знал, как он научился так точно экстраполировать?
„Все партийные женщины одинаковы. Целомудрие вколочено в них так же крепко, как преданность партии. Продуманной обработкой сызмала, играми и холодными купаниями, вздором, которым их пичкали в школе, в разведчиках, в Молодежном союзе, докладами, парадами, песнями, лозунгами, военной музыкой в них убили естественное чувство. Разум говорил ему, что должны быть исключения, но сердце отказывалось верить. Они все неприступны — партия добилась своего. И еще больше, чем быть любимым, ему хотелось — пусть только раз в жизни — пробить эту стену добродетели. Удачный половой акт — уже восстание. Страсть — мыслепреступление“.
Анастасия представила несчастную статую на станции метро „Бауманская“. Не о ней ли это сказано? И она ли виновата, что ее создали такой, намертво изваяв из бездушного металла?
А что касается эволюции эротических игрушек, то Настя читала и такие прогнозы:
„Все мыслимые варианты эволюции секса невозможно охарактеризовать всего в нескольких словах. Но об одном, до сих пор даже не упоминавшемся, сказать стоит. Можно представить, что под влиянием экономических факторов производство и рынок андроидов сильно сегментируются и дифференцируются по стоимости, как это сегодня происходит с производством и рынком автомобилей, где отчетливо выделились классы дешевых машин, машин среднего класса, спортивных, дорогих машин, роскошных лимузинов, выпускаемых мелкими сериями и т. п.
Безусловно, роботы, способные лишь на простые операции, появятся раньше, чем наделенные каким-то интеллектом. К тому же подгонять всех роботов под единый высший стандарт было бы и экономически расточительно, и бессмысленно. В результате наш мир может в каком-то смысле уподобиться феодальному. Как сегодня у человека есть стиральная машина, холодильник, радио, телевизор, так у него сможет появиться „двор“ андроидов, относительно примитивных интеллектуально, но по телесному облику не отличающихся от людей (хотя во избежание недоразумений они могли бы носить какой-то знак). Не исключено, что в таком обществе утвердится культурная норма, в соответствии с которой сексуальный интерес к этим манекенам окажется извращением — более или менее так, как сегодня садомие. Таков один из вариантов эволюции.
Но может произойти и иначе: эпизодические развлечения с андроидами будут восприниматься как нечто абсолютно неважное. Или как мелкий вполне простительный грешок — вроде того, как сегодня смотрят на самоудовлетворение.
За пределами нормы окажется лишь тот, кто отдает куклам предпочтение перед живыми людьми. А поскольку воспроизвести в тефлонах и нейлонах телесную красоту куда легче, чем психические структуры, в сфере „человеческих“ сексуальных отношений стали бы целиком доминировать ценности, почитаемые высшими: там имели бы значение лишь духовные, психические качества партнера, ибо заполучить „красавицу-роботессу“ можно было бы в любой момент, а завоевание реальной живой женщины или, разумеется, мужчины (ситуация равно распространялась бы на оба пола) было бы незаурядным успехом“.