– А что, непохоже? – Лена сквозь слезы скорчила забавную гримаску, превратившись вообще в тринадцатилетнюю девчонку-хулиганку. – Про нее самую. Мы сами обалдели. Вот, посмотрите на нее: скромница, тихоня, а командовала, как генерал, и знала, что делать.
Даша сидела вся пунцовая от смущения, уставив глаза в пол, время от времени делая робкие попытки вернуться за Валькину спину, но тот крепко держал ее за локти. При последних словах Лены она вдруг решительно встала: «Насмотрелись сегодня уже на меня, на всякую. Я спать пошла», – и вышла из комнаты.
– Обиделась? – спросил Леня, глядя ей вслед.
– Нет! – хором ответили Лена со Светой.
– Она, правда, не любит, когда все внимание на ней, – продолжила Светлана.
– Сколько ей лет? – спросил Равиль. – Я знаю, она на десять лет младше Алевтины, а вы все: «самая младшая, самая младшая». Ей двадцать, как тебе? – он повернулся к Светлане.
– Восемнадцать, в марте исполнилось, – ответила та.
– А Алевтине тогда сколько? – ошарашенно уставился на нее Кашира.
– Двадцать семь, в сентябре будет двадцать восемь, сама еще сыкушка, – ответила Лена, – а вы думали, небось, что ей за тридцать? На фотках, где ей двадцать пять, все дают восемнадцать. Это после всего она такая стала. А все равно красивая!
На следующий день парни, закончившие работу раньше девочек, сразу забежали в душ, помня вчерашнее, и дружно рванули на полянку. Закончили убирать ветки, прикатили машину, подключили магнитофон и тут же опробовали. Валька раздобыл где-то фанерный лист, из которого соорудили подобие стола. Застелили газетами, что твоей скатертью, – красота! Притащили два поваленных ствола – получились лавки. В шесть Валька был послан в столовую за тортом и шампанским. Он чуть не бегом отправился, так хотелось увидеть Дашу.
Она волновала его с первого дня, с того самого первого взгляда, который ожег его зеленым огнем. Он постарался припомнить в деталях вчерашний день: вот они в столовой и она явно раздосадована, что пришел он, а не Кашира. В сердце тут же закралась легкая ревность к Мишке. Ясно, конечно, что тому нравится Алевтина, а не Даша. Но то ему, а ей? Она, правда, сказала, что он, Валька, добрый и не как все. А хорошо это или плохо? Она и про Каширу тоже сказала, что он добрый. А в душевой! Зачем он, дурак, протянул ей халатик? Она, наверное, подумала, что он специально поближе подошел, чтобы разглядеть ее как следует голую. Но он же просто хотел подать одежду! А она думает, небось, зачем было подавать? Уйди в душ со всеми вместе, вот и все. Но он же просто подал одежду. Хотя сам знал – себя-то не обманешь – хотел, да, хотел поближе посмотреть на нее. И она скорее всего это поняла. В столовой пообещала, что будет с ним разговаривать, а теперь, наверное, не будет. Замкнется опять, будет дичиться. Он припомнил, как она вошла к ним в комнату, какой у нее был взгляд: испуганный, полный смущения, но и решительный. И села возле него!!!
Правда, это было единственное свободное место, но могла и на стул сесть или попросить ребят освободить любое другое. А в руку как вцепилась! Валька эту руку со вчерашнего дня не мыл: закрывал глаза, мысленно воскрешал всю картину и, казалось, чувствовал ее пальцы.
Он уже поднимался по ступенькам столовой, когда дверь распахнулась и оттуда выскочила Лена.
– Вовремя ты, а то Алевтина с Дарьей уже все достали и хотели в общагу нести, – и она запрыгала по ступенькам вниз.
Он вошел в столовую. Девушки уже шли через зал с пакетами в руках.
– Привет, – он шагнул навстречу, – давайте я все отнесу на поляну, пока вы перышки чистить будете. У нас уже все готово.
На его «привет» ответила только Алевтина, подавая ему упаковку с бутылками. Сердце у Вальки сжалось. «Так и знал, – подумал он, – обиделась. Сколько теперь времени придется убить, чтобы эта ледышка опять оттаяла?» Но тут «ледышка» протянула ему коробку с тортом:
– Привет, – сказала она не то ему, не то кафельной плитке на полу. Но сказала!
Дискотека удалась. Девчонки пришли веселые, в нарядных платьицах. Даже Даша смеялась и разговаривала громче, чем обычно. Валька, занятый мыслями о том, в какую сторону движутся их отношения с Дашей, прозевал маневр Сметаныча, который подкатился к ней и ангажировал на первый танец. Зубами скрипнул, но тут же порадовался, когда услышал, как та, прервав на секунду смех, серьезно и довольно громко сказала: «Только, чур, танцевать, а не лапать!»
