Хэрри укрылся где-то в тех же краях, неподалеку от лечебницы. Ему нельзя было даже носа показывать на люди, чтобы кто-нибудь случайно его не узнал. Беда в том, что терпение не относилось к числу добродетелей, которыми наделила его природа. Уже очень скоро ему порядком осточертело сидеть в четырех стенах. А у Сола к тому времени уже созрела идея, что страховкой совсем не обязательно делиться. Скрытно, глубоко ночью они вернулись в Бриксэм, снова вышли в море на своем шлюпе, и уж на этот раз бедолага Хэрри действительно полетел за борт и утонул.
— И вы сумели доказать, что его убил брат? — спросил Джервас Фэн.
— Как только наше внимание было сконцентрировано на периоде после 5 июня, мы оказались на верном пути. Должен признаться, нам повезло. Сол имел неосторожность покрыть каюту шлюпа новым слоем лака. Было это в конце мая. Поверх нового слоя мы после тщательных поисков обнаружили пятна человеческой крови. Крошечные, едва заметные, но этого оказалось достаточно, чтобы установить группу. Она оказалась той же, что и у Хэрри, а ведь она у него была редчайшая. Были обнаружены и некоторые другие детали, которые вполне убедили присяжных в виновности Сола. Свои дни он окончил на виселице…
Надеюсь, теперь вы понимаете, почему у меня порой находится доброе слово для типов вроде Барни Лейкинга? Раскрытие убийства Хэрри Коллона можно считать целиком его заслугой. Ведь даже если бы это письмо попало в мои руки, я бы вряд ли придал ему значение. Мы там упорно корпели над ним только потому, что оно было найдено в архиве шантажиста. Барни не собирал никчемных бумажек. Не такой это был человек. Он обладал редкостным талантом за три мили чуять запах жареного. Вообразите, какой великолепный детектив мог бы из него получиться!
Между прочим, я тогда получил внеочередной отпуск за блестяще проведенное, по мнению моего шефа, дело. Так что у меня есть основания быть благодарным покойному Барни.
Хамблби потянулся за своей рюмкой.
— Нет, дорогой мой Фэн, что ни говорите, а мне шантажисты симпатичны. Давайте выпьем за их здоровье.
