Потяг сбежал на лёд, и Колосова охватило приятное ощущение скорости. Но каюр Атласов затормозил. Конец остола врезался в твёрдый накат дороги. Собаки сбились, заскулили и, рванувшись, лениво затрусили по извилистому руслу Среднекана.
Юра отбросил высокий воротник тулупа и вытер концом шарфа лицо. Туман оторвался от земли, навис над долиной. Ветки деревьев и кустарника покрывала изморозь, отчего лес казался воздушным. Было тихо и тепло.
— Печально? — выглянул из воротника Колосов.
— Нет, весело! Геть, геть, геть, — громко раскатилось по лесу. Собаки вздрогнули, покосились на нарты и снова понеслись. Атласов поправил шапку, — Тайга любит смеяться издалека. А вблизи пугливая. Крикни — вздрогнет. Тронь-ка — плакать начнет. — Якут довольно чисто говорил по-русски.
С неба лениво поплыли снежинки, а вскоре пошёл густой снег. Нарты неслышно скользили. Атласов задумался. Чтобы завязать разговор, Юра спросил:
— Как там Краснов? Здоров?
— Имя, одетое в мех справедливости, не теряет цены, — мудрёно ответил Якут.
Колосов закрылся воротником. Капля растаявшего снега скатилась по щеке. Сразу вспомнилось, как они с Женей в дождь целовались под лиственницей. Сколько же прошло времени?
Речные пароходы привезли горное оборудование, и всё лето он пробыл на приисковых участках. Движки, локомобили, насосы, электроустановки. Горняки не хотели терять ни одного дня. Затем командировка на Сеймчан, ликвидация склада американской фактории. Только вернулся, пришлось выезжать в Магадан за оборудованием для обогатительного отделения лаборатории. А там новая командировка и отпуск.
Теперь он возвращался с Большой земли, возвращался к своим друзьям, к желанному делу. Его радовало всё: и эти угрюмые сопки, и молчаливая тайга, и даже снежинки, проникающие за воротник.
На берегу показались постройки прииска «Среднекан» — радиорубка, котельная и маленькая электростанция. А вот и их молодёжный прибор. Да, это всё родное, сделанное собственными руками.
Из распадка донёсся далёкий гудок экскаватора. Его тревожный голос вызвал волнение и в душе Колосова.
Почему бы это? А-аа, Валька. Она где-то здесь на приисках. Скорее бы встретиться, переговорить. А что сказать? Да и зачем?.. Затем что не перестаёт болеть сердце. Другой бы давно выкинул Её из головы. Чем, например, хуже Женя? Да Если бы не Валька… Юра отбросил воротник.
Блеснули огни посёлка. Летят навстречу знакомые постройки. Упряжка, не сбавляя скорости, внесла их в устье Среднекана. Среди новых построек Юра Едва разглядел юрту Гермогена.
— Стоит! — радостно заорал он.
По берегу растянулись длинные навесы складов, огороженные забором. У освещённой прожектором проходной одинокая фигура сторожа в длинном тулупе. Вот и столовая. В больших окнах гардины, занавески. Что-то новое почувствовалось в них Колосову. И он стал искать глазами маленькие окна знакомых бараков. Где вы, подслеповатые, но ласковые? Куда девались крохотные землянки с большим человеческим теплом? Эй, други! Почему не бежите навстречу и не распахиваете гостеприимно двери своих жилищ?
Но большинство землянок снесено. Друзей тоже не видно. В посёлке тихо.
Забрав свои вещи, он направился к Гермогену. Пока старик тут, он всегда найдёт у него приют.
За углом нового дома на доске объявлений афиша: «Вечер художественной самодеЯтельности». Он узнал знакомый почерк Валерки. Добрый толстый лентяй. Он, значит, тут.
Но вот и юрта.
Дверь жалобно скрипнула. В юрте Юрий увидел новшества: на столе клеёнка, заправленная одеялом постель. На стене портрет Ленина, а под ним красный лоскуток. В углу, над узлами, сгорбленная фигура.
— Догор, дружище! Здравствуй! Это же я — Юрка! Здравствуй, говорю! Здравствуй, старина. Куда это ты собираешься?
