Гермоген поднялся, взял Его за плечи.
— Я, я, дружище. Что, изменился?
— Старому-то тлеть, молодому-то цвести. Но нисево, нисево, Юлка. Это сыбко хоросо, — говорил он, вытирая глаза.
— Поживём Еще на славу…
— И верно, позывём. Болеть-то много время нету. Дел-то много Есть, — проговорил он значительно и проворно завозился у печки.
Казалось, время было бессильно над стариком, Колосов раскрыл чемодан.
— Это тебе, догор, тёплая куртка. А вот трубка. Тут охотничий нож. Да вот и коньячок для встречи, — раскладывал он подарки на столе.
Когда выпили, старик разговорился, а потом как-то сразу сник и захотел спать.
Юра подбросил дрова в печку, укрыл Гермогена и направился в клуб. Он с трудом втиснулся в зрительный зал и протолкался к стене. Незнакомые лица, но что больше всего поразило — это костюмы и галстуки. Значит, цивилизация успела просочиться и сюда.
Занавес дрогнул. Непринуждённо-ленивой походкой на сцену вышел Самсонов.
Валерка артист? Можно было ожидать всё что угодно, но не Самсонова в роли конферансье. Но почему он так странно поворачивает голову, оглядывая публику? Юра понял и расхохотался. Фрак был мал, и Валерка избегал резких движений, опасаясь за прочность швов.
Самсонов медленно поднял огромную ручищу. В зале засмеялись и захлопали. Осторожно он поднял и вторую руку. На лице полнейшая невозмутимость. Публика не успокаивалась. Тогда он сделал строгое лицо. Зал не унимался. Было в нем действительно что-то смешное и вместе с тем обаятельное. Юра этого раньше не замечал.
— Как этого увальня затащили на сцену? — спросил громко чей-то знакомый голос.
— Татьяна раскопала…
Это Космачёв. Вон и Его борода. Но кто же второй? Похож на Митяя, но лицо? Нет, лицо не Его.
В это время человек оглянулся, и Колосов встретился взглядом. Митяй — и манишка? И это закоренелый старатель? Ну и дела! Юра поклонился и покачал головой.
Самсонов продолжал стоять с поднятыми руками. Его румяное лицо светилось.
— Валерка, всё готово. Объявляй и уходи, — донёсся за сценой шёпот, слышный на весь зал.
— Ну всё, так всё, — покорно согласился он и, поправив бабочку, объявил — Вычислитель маркшейдерского [дэ] отдела Татьяна Маландина и врач лагерной больницы Нина Матвеева. Аккомпанирует на пианино Евгения Зельцер.
Женя? Колосов вздрогнул и рванулся вперёд. Только заглянуть бы в эти хорошие глаза. Но из-за занавеса выглядывал лишь угол пианино.
Татьяна вышла на сцену раньше Нины. Лицо Её разрумянилось, глаза весело блестели.
Появилась Нина. Пели они славно. Исполнили и куплеты на местную тему. Досталось любителям преферанса.
Но вот Самсонов объявил очередное выступление, на сцену вышла петь и Женя. Заметив Колосова, она растерянно замигала, и глаза Её стали Еще больше. Пела Женя хорошо, а Юрию казалось, что слышит он голос Вали. Как только закончился концерт, он сразу же пробрался на сцену.
— Брат Юрка? Вернулся? Вот это хороший человек. А ну дай я тебя чмокну, — бросился навстречу Самсонов.
— Приехал разбойник. А мы тут постоянно тебя вспоминали, — говорил он, тиская Колосова изо всех сил.
— Где Толька, Игорёк, все остальные? — задыхаясь в плотных объятиях, спрашивал Юра.
— Толька? Ну, он теперь подымай выше. Уже в Москве. Отгрохал диссертацию, и никаких гвоздей. Талант, поехал на защиту. Игорёк оборудует лабораторию на Ларюковой. Это рядом с Оротуканом. Теперь дай посмотреть на тебя глазами зрителя. А что? Хорош. Тебе поездки на пользу.
— Как это ты, Валерьян, в артисты прорвался? Этих талантов от тебя никак не ожидал. А вообще-то здорово. Морда у тебя комическая.
Самсонов усмехнулся.
— Татьяна! — крикнул он. — Тут Ещё один неприкаянный Явился. А ну забирай сразу под свою опеку. Да она тебя, чёрта, заставит по проволоке ходить. А ты спрашиваешь, как прорвался.
Из костюмерной комнаты вышла Нина Матвеева.
— Юра? Ты? — ахнула она.
— Я, Нина Ивановна.
— О-оо? Да ты совсем мужчина! И какой представительный! — Обхватив Его шею, тихо шепнула — Валя только на днях выехала на колымскую переправу с мужем. Всё спрашивала о тебе. Ждала…
— Ждала? — смутившись, он искал глазами Женю.
А Нина уже тащила за руку Татьяну.
