— Да, наверное, хотя одна общая черта у них все же была. Оба верили в терапевтическое воздействие книг. Однажды, когда я чувствовал себя особенно разбитым и просто исходил жалостью к самому себе — знаете, какую книгу он мне подсунул? Роман «Обломов». В ту пору издательство «Пингвин» выпускало много переводной классики. Дал книгу и сказал, что упорное нежелание заниматься семейным бизнесом было известно и раньше, но только носило более утонченную форму.
— Иными словами, он не слишком давил на вас?
— О нет, никогда. Скорее, использовал политику кнута и пряника. — Джессон рассмеялся. — Лишь иногда в знак поощрения трубил в рожок доколумбовой эпохи, давая тем самым понять, что я веду себя подобающим образом. — Он перелистал фотокопии и вытащил письмо ван Везеля. — Весь этот эпизод связан с наиболее важным моментом в моем лечении. Просто удивительно, что данный документ оказался в вашей библиотеке. Отец написал этому типу из Голландии, думая, что фамильный герб поможет скрыть его рабочее происхождение. Он не рассчитывал умереть до того, как от ван Везеля придет ответ.
— Это вы придумали для него герб?
— Конечно, нет! Я придумывал его для себя. А когда рассказал Штюмпфу об этом письме, тот спросил, какие именно графические символы выбрал я для отражения своего прошлого.
— Хороший вопрос. И опять же я усматриваю здесь некую аналогию с пресловутым шкафчиком.
— Да, пожалуй, хотя прежде я как-то об этом не задумывался. Короче, именно Штюмпф посоветовал мне принять предложение голландца и нарисовать эскиз фамильного герба. И на следующую нашу с ним встречу я захватил изображение фамильного герба Джордана. Джордан, Джессон. Эти фамилии похожи, и еще мне понравилось, что Джордан был родом из Лимерика, этого гнездилища острословов. Да и девиз тоже показался подходящим: «Percussus resurgo» — «Ударь, и я поднимусь вновь». Просто идеальный девиз для человека, намеренного изменить свою жизнь.
— Ну и что же сказал этот ваш Штюмпф?
— Сказал, что мне следует распрощаться с идеями вторичной переработки сырья, которые проповедовались и осуществлялись компанией отца. Моя задача, сказал он, создать оригинальный герб, который отражал бы не только то, что я есть, но и кем собираюсь стать. — Джессон задумчиво обвел зубчатые контуры гребешка щита пальцем. — Специалисты по геральдике называют это волнистым бордюром. Тем самым я хотел отразить сомнительное прошлое своего папаши. Что же касается изображения руки с недостающим пальцем, сжимающей подобие металлической булавы… Тем самым я, наверное, хотел воздать должное деятельности отца в области переработки металла и разрушения старых изделий из него.
— А почему недостает одного пальца?
— Еще в молодости отец повредил руку специальными ножницами для резки металла, их называли «аллигаторами». Возможно, вы обратили внимание на странное дверное кольцо и обилие книг по ампутации. Вот и пришлось как-то это отразить.
— А мать? Где и чем представлена она?
— С мамой оказалось сложнее. Сначала я хотел представить ее в виде гарпии, женщины-стервятника, но, узнав о гордой, независимой натуре этого существа, отказался от такой идеи. Мать, как вы уже знаете, была более общительной. В конце концов я решил изобразить ее сущность в виде орнаментального щита с пятнами, что символизирует брак-мезальянс.
— И как реагировал на это ваш лекарь?
— Иначе, чем я предполагал. Кинул на рисунок всего один взгляд и спросил: «Ну а где же ваше место среди всех этих малопочетных символов?»
— Вопрос с подковыркой.
— Да уж. А потом сказал, что предложение ван Везеля содержало в себе истину, которую я сознательно отказывался признавать. А именно: прошлое не столько наследуется, сколько делается. Сказал, что сын должен сам создать себе отца, чтобы выстроить свое прошлое заново. И предложил мне отразить в гербе и себя, саму свою сущность, причем без всякой жалости и снисхождения. Ну и вот, покопавшись в геральдических текстах, энциклопедиях о животных и проштудировав два словаря символов, я выбрал нечто мне примерно соответствующее. А именно — василиска.
— Создание, которое содрогается при виде собственного отражения?
