— До гроба! — решительно поддержал Иван Капитонович и даже поднял руку, как бы голосуя за предельно долгий срок своих нежных чувств.
— И человек чтобы подходящий… — задумчиво продолжала Анфиса Лукинична.
— Вот именно: подходящий! — обрадовался Иван Капитонович. — Не пустой? Да?
— Уж конечно.
— Деловой?
— Непременно.
— И при случае чтобы не зевал?
— Это в смысле выгоды, что ли? — вдруг хитро и испытующе глянув на Ивана Капитоновича, отозвалась старушка.
— Ну ясно!
Директор сел рядком со старушкой и доверительно стал говорить:
— Я чувствовал, что вы меня поймете. У Тани, у той есть кое-какие заблуждения. Это от молодости, от неопытности. Она святая простота. Жизни не знает. А жизнь сложна! Ох, сложна! Недаром говорили, что от трудов праведных не наживешь палат каменных.
Анфиса Лукинична промолчала. Тогда Иван Капитонович повернул разговор на прежнюю стежку:
— Докладываю дальше: жилищный вопрос решен, можно сказать, в положительном смысле. Месяца через два приглашаем на новоселье.
— Квартиру дали новую?
Иван Капитонович покачал головой.
— Комнату?
— Тоже нет. Брат у меня, Федор, работает по жилищной части. Дело имеет с материалами. Решил построить домик. Свое имя он категорически не хочет упоминать. Сами понимаете, пойдут разговоры разные, сплетни, пересуды. А он кристальной души человек. Одним словом, оформил на меня. А мы между собой по-родственному договорились, что половина моя.
Анфиса Лукинична, прищурившись, смотрела на Ивана Капитоновича. А тот все улыбался. Он подмигнул старушке и произнес почти с нежностью:
— Ну как, подходящий родственничек?
— Для кого подходящий? — как-то удивительно спокойно спросила Анфиса Лукинична.
— Как для кого? Для вас, для ваших родственников…
— А вы моих родственников, поди, и не знаете.
— Расскажите, не таитесь.
— Мне таиться нечего. Вся наша жизнь у народа на виду. Брат мой коров пасет.
— Что?!
— Коров, говорю, пасет. Присвоили ему высокое звание Героя Социалистического Труда, и получил он премию. Новую породу скота выводить помогал. Сын Александр — директор МТС, на войне четыре ордена заслужил, звание майора имеет. Татьяну вы знаете — по торговой части. Осталось сказать о старике моем, главе нашей трудовой семьи. Он поскромнее — кладовщик в колхозе. У него одна медаль «За доблестный труд». Человек он не очень здоровый: слаб зрением.
— Стоп! — ударил ладонью по столу Иван Капитонович. — Старика устрою у себя. Мне нужен кладовщик со слабым зрением. Заметано?
Старушка ответила строго и властно:
— Нет, не заметано! Я долго слушала, теперь вы послушайте, гражданин. Неподходящий вы нам родственник! Не было у нас в семье фальшивых людей. И не будет! И Татьяне нашей вы не пара.
Улыбка сползла с лица Ивана Капитоновича так же, как сползает плохо наведенная позолота с глиняной свистульки.
— Вы так считаете? — ехидно спросил он.
— И я и вся наша семья! — отрезала Анфиса Лукинична.
— Семья! — пренебрежительно и холодно повторил Иван Капитонович. — Слава богу, дочь у вас не маленькая. Как-нибудь договоримся сами. Подумаешь, дефицитный товар — родительское благословение! Даже лучше! Дом без тещи — это дом отдыха.
Старушка усмехнулась:
— Что вы мелете? В том-то и дело, что Татьяна за вас идти не хочет.
— Ой ли? — недоверчиво откликнулся Иван Капитонович, но было заметно, что он задет за живое.
— Ни за что! — твердо сказала старушка, полезла в карман шерстяной кофточки, достала оттуда конверт, дунула на него, чтобы он раскрылся, вытянула письмо, аккуратно расправила его и, далеко отставив от глаз, прочла вслух: — «Сначала он мне показался человеком самостоятельным, а пригляделась — скользкий и темный».
— Какого же черта вы сюда притащились? — закричал в досаде Иван Капитонович.
Старушка не рассердилась. Она рассмеялась от всей души и с готовностью ответила:
— Я же сказала: чтобы не вышло ошибки. Вдруг, думаю, приехала дочка в город учиться, вскружила голову хорошему человеку, а потом из-за пустяка рассердилась, и пути врозь. Ежели что, хотела помирить. Мать я дочке или не мать? А по проверкам я, можно сказать, специалист: в колхозе председателем ревизионной комиссии пять лет состою.
