— Конечно, конечно, Конан! — залепетал Гарриго, отшатнувшись назад. — Я сейчас же велю позвать Зингеллу. Для нее будет большой честью разговор с вами!
Он поспешно вышел из комнаты, с таким явным облегчением, что киммерийцу захотелось выругаться. И это тот самый Гарриго, Бешеный Герцог, Кордавский Демон и прочая, прочая, с которым столько раз они вместе смотрели в ледяные глаза смерти и хохотали над ней!..
Зная безмерную гордыню Зингеллы, Конан втайне надеялся, что хотя бы она, знатная аристократка, не будет смотреть на него взглядом забитой собаки и вздрагивать от малейшей перемены его интонации. И в первые мгновения их встречи он готов был возликовать: с таким достоинством держалась девушка.
На Зингелле было платье из пурпурного атласа. В черных, непокорно вьющихся волосах блестела бриллиантовая диадема, на смуглой шее каплями окаменевшего вина горели рубины. Правда, бледное, исхудалое и измученное лицо ее мало гармонировало с роскошным нарядом. Под глазами, лишившимися блеска, залегли синие тени. Потерявшие яркость и свежесть губы больше не напоминали бутон, они были сжаты горестно и презрительно.
Поздоровавшись, Конан долго рассматривал девушку, чья суть была из того же вещества, что и молния, и оттого должна была достаться небесному бичу. Несомненно, огня в ней значительно поубавилось, хотя он еще был. На назойливый взгляд киммерийца она ответила гневно-возмущенным сверканием глаз и нахмурилась. Как и у герцога, пальцы ее все время были в движении, но они не теребили, а рвали — надушенный кружевной платочек превратился в бесформенные лоскутки, становящиеся все мельче и мельче.
Конан как можно полнее передал ей слова Майгуса. Он подробно описал тот способ, единственный, как видно, способ, которым она может уберечь себя от страшной гибели в юном возрасте. Правда, кое-что в своем рассказе он опустил: не стал говорить о потере невинности, лохмотьях, а также о предназначенной ей в доме Майгуса роли служанки. Со всей доступной ему убедительностью он объяснил девушке, что как ни тяжелы и унизительны условия, поставленные ей звездочетом, но иначе, по-видимому, избежать небесной кары ей невозможно.
Зингелла выслушала все молча, не проронив ни звука, и только черные ее газа наполнились еще большим негодованием и презрением. Она сухо кивнула, давая понять, что приняла к сведению сказанное им, и собралась было выйти.
— Погоди-ка, — Конан остановил ее, не слишком галантно ухватив за плечо. Чтобы добиться своего, он решил вести себя более резко и властно. — Сейчас ты пойдешь к себе и переоденешься в платье одной из твоих служанок! Снимешь все драгоценности и оставишь прощальную записку отцу. Все длинные объяснения с ним я беру на себя. Затем я провожу тебя до городских ворот и объясню, как лучше всего добраться до звездочета. Ни денег, ни еды брать не нужно. Я жду! Надеюсь, переодевание не займет у тебя много времени.
Конан чувствовал, как под его рукой плечо девушки сжалось и заледенело. Она побледнела, совсем как герцог, и мелко-мелко дрожала. С горечью киммериец осознал, что Зингелла также боится его, боится смертельно, а все ее презрение в глазах и надменно нахмуренные брови — лишь притворство, маска, натягиваемая ею на себя из последних сил.
Его предположение подтвердилось тут же, так как девушка, не посмев ослушаться, очень быстро вернулась и встала в дверях, ожидая дальнейших распоряжений. Платье, которое на ней было теперь, назвать простым можно было очень условно: хотя и лишенное золотого шитья и кружев, оно было сшито из тонкой и дорогой ткани, — но Конан придираться не стал. Драгоценности она сняла, все, кроме маленького колечка с бриллиантом. Конан снял его сам, властно протянув руку и преодолев слабое сопротивление худых пальцев.
Вместе они вышли из особняка Гарриго. Домашние и слуги провожали их удивленными взглядами, но никто не осмелился ни о чем спросить. Герцог на пути им не встретился, видно, удалился на достаточное расстояние от внушающего безумный ужас недавнего приятеля.
Конан довел Зингеллу, как и обещал, до городских ворот и дал точные наставления, как следует ей идти, чтобы к исходу пятого или шестого дня достичь обители звездочета. Ему показалось, впрочем, что девушка не слышит или не понимает того, что он говорит, и лишь механически покачивает головой.
