Но лишь только руки его коснулись герцога, как тот страшно побледнел. Казалось, вот-вот он упадет в обморок или умрет от разрыва сердца. Ошеломленный Конан силком усадил его в кресло, налил в бокал вина и заставил выпить.
— Да ты совсем заболел, пока меня не было, приятель! Позвать твоего славного старикана-доктора с его черненькими помощницами?
Герцог помотал головой. На белом, как известь, лбу его выступила испарина.
— О нет, не нужно, не стоит беспокоиться. Я вполне здоров. Благодарю вас, любезный Конан…
— Опять благодарю?!.. И с каких это пор мы на «вы»?
Конан хотел было выругаться, но, вглядевшись в лицо герцога попристальнее, прикусил язык. Не болезнь, не усталость, не отчаянье, но страх, да-да, страх, застыл в черных глазах, обычно таких гордых и огненных. Гарриго боялся его, боялся до обморока. Совсем как… Хорхе и Грумм… как те нелепые караванщики… как некрасивая служанка Майгуса…
Наконец-то до него дошло, что означали загадочные слова сестричек о приятном сюрпризе! Так вот он каков! Вот чему служит пепельный оттенок кожи на лбу и щеках… Проклятие! Впрямь ли испытывали к нему игривые близнецы при прощании добрые чувства? Пожалуй, он склонен засомневаться в этом.
Отойдя от несчастного герцога на три шага и встав так, чтобы лицо его было в тени и магический пепельный оттенок не бросался в глаза, он заговорил, стараясь, чтобы голос его был убедительным и проникновенным.
— Послушай, дружище, я все тебе объясню. У этого Майгуса есть две дочери, близнецы, изощренные, как и он, во всяких магических штучках. В последний вечер они напоили меня до беспамятства — вино, надо сказать, было отличное, поэтому я и хлебал его без остановки! — а затем обмазали с ног до головы какой-то едкой дрянью. Они называли это сюрпризом. Сюрприз этот — чтоб ему провалиться в глотку Нергала! — нагоняет страх на всякого, кто на меня взглянет, будь это женщина, воин, ребенок или собака. Клянусь Кромом, я и представить не мог, что они собираются мне подарить! Проклятые девчонки!.. Ты знаешь меня не первый год, Гарриго, ты знаешь, как я отношусь к колдовству и магии. И уж тем более ты понимаешь, что мне незачем прибегать к колдовским уловкам, чтобы испугать кого-нибудь! Ты веришь мне, Гарриго? Ты веришь, что это грязная магия, и не больше?.. Если да, подойди ко мне, хлопни по плечу, и мы с тобой забудем это маленькое недоразумение за бутылью вина из твоих знаменитых погребов!
Но Гарриго не двигался. Лицо его было по-прежнему бледным, а взгляд — ускользающим в сторону. Манжеты утратили свою белоснежность, оттого что он теребил их не переставая.
— Гарриго! — снова заговорил киммериец. — Помнишь, как мы сражались с тобой против пяти аргосских плавучих стервятников полгода назад? Я — на своем «Вестреле», ты на «Стриже». Помнишь, как прозвали тебя аргоссцы, те, кому посчастливилось выскочить живым из той битвы? Кордавский Демон — прозвали они тебя! Вспомни, Гарриго. Ты один вступал в бой с восьмерыми! Каждый нищий в Кордаве расскажет с десяток легенд о твоей безумной храбрости. Подойди ко мне, друг, плюнь на магию! Мы обнимемся, раскупорим несколько бутылей и вместе подумаем, как можно помочь малютке Зингелле.
Гарриго чуть улыбнулся, но улыбка вышла кривой и жалкой. Он шагнул было в направлении киммерийца, но тут же отшатнулся назад. Глаза его были полны такой муки, что Конан не мог ему не посочувствовать.
— Ладно, — бросил киммериец, — Стой, где стоишь. Что-то захотелось мне закончить свой отпуск раньше времени и поскорее вернуться на свой «Вестрел»…
Внезапно в голову ему пришла неплохая мысль: раз уж он внушает всем вокруг беспричинный страх, почему бы не попробовать обратить этот страх на пользу и не поговорить с Зингеллой? Конечно, рекомендации Майгуса вызовут у нее буйный протест, но если он, Конан, повелит ей послушаться, вряд ли она сумеет ему возразить. Чудаковатый звездочет уверял, что это единственный способ сохранить ей жизнь и не стать добычей молнии. Конан не особенно склонен ему доверять (впрочем, как вообще кому бы то ни было), но вдруг?..
— Позволь мне поговорить с твоей дочерью! — сказал он, выходя из тени и приблизившись к герцогу.
