Наконец Шеннон заговорил:
— В нашем пророчестве Зимородок описан как сирота, чья мать неизвестна, а магическое рождение будет столь мощным, что его ощутят на многие сотни миль вокруг. Избранный должен овладеть нуминусом и магнусом прежде, чем ему исполнится двадцать. Все это совпадает с данными Нико…
Голос старика звенел от гордости, и щеки Нико снова вспыхнули.
Шеннон продолжил:
— Однако в пророчестве Эразмуса ясно сказано, что у Альциона будет врожденный келоидный шрам в форме руны «плетение». У Нико же отметина двойная. Более того, согласно пророчеству, Зимородок должен в совершенстве владеть многими стилями и колдовать умело и по справедливости. Эразмус предсказал, что Альцион искоренит жестокость в королевствах и выкует мощный посох, способный убить возрожденного Лоса.
— Вот потому-то я и не могу быть Альционом, — не выдержал Нико. — Ведь я какограф, мне с трудом даются всевозможные стили и не судьба постигнуть тонкости колдовского искусства. Сперва волшебники думали, мол, это временно и с возрастом пройдет. Но когда выяснилось, что мое прикосновение каждый раз ломает чары, стало ясно, что я не Зимородок…
— Никодимус, — сказала Дейдре, — можешь описать свое магическое рождение?
Нико расположился поудобнее.
— Это случилось во сне, когда мне было тринадцать.
Уголки рта друидки едва заметно изогнулись вверх. Стражница поджала губы.
— Ты помнишь, что тебе снилось в ту ночь? — спросила Дейдре.
— Нет, — солгал он.
Вмешалась Амади:
— Допустим, твое прикосновение губительно для текста… А как оно влияет на другие вещи и людей вокруг тебя? Не вносит ли оно хаос в окружающий мир? Может, рядом с тобой заболевают люди? Или, когда ты зажигаешь огонь, он норовит удрать из камина? Не замечал?..
Нико уже было открыл рот для ответа: мол, нет, ничего подобного он не замечал, когда вмешался Шеннон. Магистр заговорил негромким, но твердым голосом:
— Амади, ректор Монсеррат лично наблюдал за Никодимусом и пришел к выводу, что к нему это не относится.
Нико ощутил покалывание во всем теле, словно от тысяч ледяных иголок — одновременно возбуждение и страх. Ректор наблюдал за ним? Когда? И каким образом?
Магистр Океке долго и пристально смотрела на Шеннона.
— Я должна собственными глазами увидеть этот шрам. Сейчас же.
Нико поправил прядь длинных черных волос.
— Магистр, право, не стоит. Ведь мой шрам другой формы. К тому же неизвестно, врожденный он или нет…
Никакой реакции. Стражница молчала, не спуская глаз с юноши. Он обернулся к наставнику… Бесполезно: выражение лица старика было непроницаемым, как заснеженное поле. Он посмотрел на Дейдре. Но та уже вновь натянула свою неизменную хитрую улыбочку.
Чувствуя, как сердце уходит в пятки, Нико повернул кресло, сел к стражнице спиной, перекинул волосы через плечо и принялся расшнуровывать мантию.
Пока Нико развязывал воротник, его пальцы то и дело натыкались на вздутый шрам. Юноша и прежде много раз щупал этот злосчастный келоид и успел выучить наизусть каждый его дюйм. Однажды он даже воспользовался двумя зеркальцами, чтобы рассмотреть шрам поближе.
В отличие от обычных шрамов, бледных и плоских, келоид состоял из выпуклых бугорков. Нико всегда мог похвастаться здоровым золотистым оттенком кожи и только иссиня-черный рубец на шее — что набух у самой линии роста волос, словно колония моллюсков-паразитов, — все портил.
По ночам Нико ухаживал за волосами почище иной красотки, тщательно следя, чтобы они всегда прикрывали уродливый двойной шрам. Вот уже почти пять лет никто не заставлял его показывать это позорное клеймо.
С горящим лицом он отвернул воротник, обнажая шею и плечи.
— О богиня! — вырвалось у друидки. — Болит?
— Нет, магистр, — ответил Нико, стараясь не выдать смущения.
Он услышал, как подошла стражница.
— По-моему, эти рубцы напоминают плетение.
Под «плетением» она подразумевала руну общего языка — его еще называли разговорным или народным; выглядела эта руна как две вертикальные палочки, соединенные змеящейся линией, которая завивалась вокруг каждой из них. Сама по себе она означала «организовывать» или «объединять».
Нико не ощущал самого шрама, зато прекрасно чувствовал, с каким нажимом палец Амади Океке прошелся сверху вниз, вдоль отметины на шее. Стражница заговорила: