Надзирательница заглянула к мальчикам, когда пришла гасить свет:
— Твой дядя заберет тебя завтра, — сказала она холодно, — от тебя один неприятности, Чарли Бон.
— Билли поедет со мной, — сообщил ей Чарли.
Надзирательница брезгливо поджала губы, но спорить не стала. Дядя Патон вынудил Блуров подписать официальный документ, согласно которому Билли Гриф мог проводить выходные в любой семье, которую он выберет по своему усмотрению.
Ночью сильно похолодало. Мальчики ежились под колючими шерстяными одеялами и потихоньку ели то, что успели взять из кухни.
Чарли вскоре крепко уснул. Ему снились родители, плывущие в лодке по океанским волнам, и киты, поющие им свои песни.
>Пустынный волк.
— Знаешь, они так красиво поют, — сказала мама, — ты уверен, что не хочешь к нам присоединиться?
Чарли отрицательно покачал головой. Его родители должны побыть вместе после десятилетней разлуки. Кроме того, инстинкт предупреждал Чарли, что ему нужно оставаться в городе, где слишком многие хотели убрать его отца с дороги, где плелись интриги и вынашивались заговоры и где друзья Чарли постоянно были в опасности. Песня китов во сне Чарли постепенно превратилась в печальный плач. И чем больше он вслушивался в эти скорбные звуки, тем отчетливее понимал, что уже не спит и снова слышит далекий, полный отчаяния вой.
— Билли, ты тоже это слышишь? — прошептал Чарли.
— Да, — сказал Билли, — он повторяет все те же слова, снова и снова, — помогите мне! Мое сердце просто разрывается от жалости. Что нам делать?
— Надо ему помочь, — ответил Чарли, — хотя он еще не представлял, как именно это сделать.
В субботу утром за окнами моросил холодный дождь, временами переходящий в мокрый снег. Температура воздуха понизилась ниже нуля, а по свинцовому небу медленно плыли темные тучи.
От Госпожи Кухарки по-прежнему не было вестей. Чарли и Билли скудно позавтракали подгоревшими тостами в Зеленой столовой. О каше и масле оставалось только мечтать. После еды всухомятку их мучила жажда. Хотелось горячего чая, или хотя бы молока.
— Ваша вода, — Миссис Уидон с грохотом поставила графин и две кружки на стол.
— Я так понимаю, что на масло можно не рассчитывать? — сдержанно поинтересовался Чарли.
— Ты правильно понимаешь, — буркнула женщина.
— А на джем? — с надеждой спросил Билли.
Миссис Уидон пропустила его вопрос мимо ушей и вышла. Вернувшись через пару минут, она поставила перед ними горшок с каким-то густым белым веществом.
— Это маргарин, — объяснила она, — для вас в самый раз.
Мальчики с опаской смотрели на принесенное угощение. Как только Миссис Уидон ушла, Чарли подхватил на нож немного белой массы, попробовал на вкус и скривился от отвращения:
— Какая гадость!
— А мне нравится, — возразил Билли, — густо намазывая жир на горелый тост, — так намного вкуснее.
После завтрака они отправились бродить по Академии и забрели в Королевскую комнату. Здесь не было никого, кто стал бы указывать, что им делать. Манфред Блур с удовольствием приказал бы им идти гулять в парк. Он любил посылать студентов на прогулку, особенно если на улице стоял мороз или шел холодный дождь со снегом. Но Манфред был НЕИЗВЕСТНО где.
— Я слышал, что он теперь выглядит как монстр, — Билли пристально осмотрел комнату, опасаясь, что Манфред мог спрятаться за книжным стеллажом, — он весь в шрамах и царапинах.
— Удивительно, что он вообще остался жив, — Чарли понизил голос, — немногим удалось пережить нападение леопарда.
— Леопардов, — с ноткой уважения и трепета поправил его Билли, — хотя они и выглядят как обычные коты, за исключением окраса.
— Хммм, — Чарли до сих пор удивлялся тому, как могли три кота за считанные минуты превратиться в леопардов, способных разорвать человека на куски. Не совсем, конечно, на куски, но близко к этому.
В полдень мальчики снова проголодались и решили пойти поискать Госпожу Кухарку. После мизерного завтрака их животы уже начали урчать, требуя еды. Когда они спускались по главной лестнице, то заметили, как через холл скользит фигура, закутанная в темный плащ. Из-под него виднелись только ноги в брюках и черных ботинках. Массивная голова мужчины выпирала из капюшона и неловко сидела на сгорбленных плечах.