— Неужели не чуешь, как травишь душу свою? — не выдержал Ян. — Что ж ты вычернил ее всю, будто в саже вывалял? Зачем отдал ее бёрквам на заклание? Помяни мое слово, Волк: пожалеешь ты о своей клятве, и тот день, когда свершится твоя месть, не принесет тебе успокоения, и будешь ты до скончания века скитаться, неприкаянный, и искать себе покой да прощение.
— Тот день, быстрокрылый, когда свершиться моя месть, — Ингерд поднял на него глаза, — станет моим последним днем, ибо мне будет уже все равно.
И снова пошли они дальше, и хлестал их дождь, и сушил их ветер, но Ян радовался каждому рассвету, ведь он шел домой.
И стали им попадаться разоренные становища и выжженные, засеянные пеплом поля. Это Боргвы атаковали поселения Орлов и Лис, отвоевывали у них земли по благодатному берегу Соль-озера.
— Нет, не будет этому конца, — сказал Ян, когда они проходили мимо брошенных прошлогодних стогов, которые некому было забирать. — Пока есть за что драться, мы будем драться, и кузнецы не останутся без работы, и бёрквы будут сыты добычей.
А ночью, когда туман молоком пролился на травы и бледная луна повисла над лесом, разбудил Яна не то вой, не то стон, словно из живой груди сердце вынимают да медленно. Приподнялся Ян на локте, видит — Ингерд по земле катается, руками ее рвет, лицо страшное — ни человечье, ни звериное, незнакомое. Понял Ян, что бёрквы долю свою требуют и не отступятся, пока не получат ее. Жутко стало Яну, хоть не из робкого десятка он был, ибо знал: воин, через хаттмар прошедший, имеет жажду убивать, как другой человек — есть и пить, и Ингерд обращался в такого же, а потому становился опасным. Видал Ян бешеных зверей, их боялись, их уничтожали, ибо не различали они уже ни своих, ни чужих, внутри них бушевал Гибельный Огонь и звал их убивать без разбору.
Потом Ингерд затих, бессильно распластавшись на траве, веки его смежились, и только тело время от времени вздрагивало, и вздрагивал Ян, уже не смыкавший глаз до самого рассвета.
Наутро они умылись в холодном ручье, и каждый пошел добывать себе еду. Чуял Ян, что в одно утро они вот так разойдутся и больше уже не встретятся. Да и не хотелось им теперь вместе быть, а что Вяжгиру сказать?.. Эта дума не давала Яну покоя.
К полудню они снова встретились, словно все лесные тропы вели их друг к другу, молча разделили еду и весь день прошагали, едва перекинувшись словом.
— В каких краях мы сейчас? — спросил Ингерд уже к вечеру.
Забрались они с Яном на пологий холм и глядели вокруг.
— Там, — Ян указал рукой на север, — озеро Околич, владения Орлов. А там, — он указал на восток, — Соль-озеро. Мы туда идем.
Вечер выдался теплым и безмятежным. Тихо отгорел закат, и на густо-синий небосклон выкатилась золотая луна. Земле надо было отдохнуть от солнца, а Ингерд и Ян хотели отдохнуть от долгой дороги, ноги-то совсем устали. Устроились они на ночлег, подложив под голову дорожные мешки, а Ингерд вдруг и говорит:
— Дым.
— Что? — Ян поднял голову.
— Пахнет дымом.
Ян привстал и огляделся. Он знал, какой у Волка острый нюх, и до этих пор он их еще не подводил. Но вечер по-прежнему был безмятежен и светел.
И вдруг на севере, со стороны озера Околич вспыхнул костер — один, другой, третий, но не сигнальный, а будто горело что-то большое. Зарево поднялось над лесом.
— Что это? — Ян вскочил на ноги, сердце его заколотилось, он почуял беду.
И только теперь от Орлов засветился сигнальный холм, и повалили густые клубы дыма, закрывая собой луну.
— Орлы просят помощи! — Ян приложил ладони ко рту, и в ночь полетел тревожный соколиный клич, и ему сразу же отозвались от леса.
— Поспешим, Ингерд! Там что-то стряслось!
Они пересекли лесок, всхолмленный дол, и запах гари сделался резче, а потом они сообразили, что по траве стелится уже не туман, а дым. Издалека донесся шум. Ян остановился.
— За этими деревьями — хлебные поля, — сказал он. — Через них короче.
Но только они миновали подлесок, как тут же отпрянули назад. Хлебные поля были охвачены пламенем, жадно пожиравшим молодые, еще не выбросившие колос посевы.
— Это Боргвы, — Ян оглянулся по сторонам. — Какие бы споры не возникали между нами, Орлами и Лисами, мы никогда не трогаем поля. Значит, это Боргвы, жадные до наживы Куницы, разорители чужих гнезд. А может, и Туархи вместе с ними.
