с целью яснее передать своеобразный, сложный, порой даже прихотливый, насыщенный религиозными отвлечениями и восторженностью текст подлинника[146].
Упоминавшийся выше М. Форштетер, касаясь переводов «Португальских сонетов» Цетлиным и Астровым, отмечал их точность и бережность, а предисловие Г. Адамовича оценивал как «прекрасное»[147].
Переводы, не вошедшие в опубликованные сборники
Из Суинберна (Хор из «Атланты в Калидоне»). Понедельник (Москва). 1918. № 10. 6 мая (23 апреля). С. 2.
Из Шарля Пэги. Париж — боевой корабль. Понедельник (Москва). 1918. № 15. 10 июня (28 мая). С. 2.
Из Wordsworth’a. Сонет (Написан близ Дувра в день возращения). Понедельник (Москва). 1918. № 18. 1 июля (18 июня). С. 3.
<Из Х.-Н. Бялика>. Перед закатом. Еврейская Антология: Сборник молодой еврейской поэзии / Под ред. В.Ф. Ходасевича и Л.Б. Яффе, предисл. М.О. Гершензона. М.: Изд-во «Сафрут», 1918. С. 33. Включено в кн.: Бялик Хаим-Нахман. Стихи и поэмы / Сост. М. Шкловская, З. Копельман. Иерусалим: Библиотека-Алия, 1994. С. 90–91.
Танцовщица испанка (Из Р.М. Рильке). Дни (Берлин). 1923– № 63. 14 января. С. 13.
Dubia
Текст стихотворения, составившего этот раздел книги, был найден составителем в израильском архиве П.М. Рутенберга, вошедшего в историю России и одновременно в израильскую историю. Российский период в биографии Пинхаса (Петра) Моисеевича Рутенберга (1878–1942) известен тем, что 9 января 1905 г. он, живя в Петербурге, принимал участие в руководимом Гапоном шествии к царю с целью вручить ему петицию, где излагались народные просьбы и жалобы. Этот день, когда массовая манифестация была встречена ружейными залпами, вошел в историю России как «кровавое воскресенье». Спустя без малого полтора десятилетия Рутенберг, бежав из большевистской России, приехал в Палестину и стал там основателем электрической компании[148]. Являясь, как и Цетлин, членом партии эсеров, Рутенберг был близко с ним знаком с российских времен. В его архиве сохранились цетлинские письма к нему. Листок с отпечатанным на машинке стихотворением «Не по вкусу мне и по нраву…» хранится в том же архиве (Archives of the Electric Company, Haifa, Israel).
Текст этого стихотворения и в ритмическом и смысловом отношении, почти без сомнения, представляет собой ответ на известные стихи М.И. Цветаевой «Хвала богатым» (1922). Приведем для сравнения цветаевский «источник»:
И засим, упредив заране,
Что меж мной и тобою — мили!
Что себя причисляю к рвани,
Что честно мое место в мире:
Под колесами всех излишеств:
Стол уродов, калек, горбатых…
И засим, с колокольной крыши
Объявляю: люблю богатых!
За их корень, гнилой и шаткий,
С колыбели растящий рану,
За растерянную повадку
Из кармана и вновь к карману.
За тишайшую просьбу уст их,
Исполняемую как окрик.
И за то, что их в рай не впустят,
И за то, что в глаза не смотрят.
За их тайны — всегда с нарочным!
За их страсти — всегда с рассыльным!
За навязанные им ночи,
(И целуют и пьют насильно!)
И за то, что в учетах, в скуках,
В позолотах, в зевотах, в ватах,
Вот меня, наглеца, не купят —
Подтверждаю: люблю богатых!
А еще, несмотря на бритость,
Сытость, питость (моргну — и трачу!)
За какую-то — вдруг — побитость,
За какой-то их взгляд собачий
Сомневающийся…
— не стержень
ли к нулям? Не шалят ли гири?
И за то, что меж всех отверженств
Нет — такого сиротства в мире!
Есть такая дурная басня:
Как верблюды в иглу пролезли.
…За их взгляд, изумленный насмерть,
Извиняющийся в болезни,
Как в банкротстве… «Ссудил бы… Рад бы —
Да»…
За тихое, с уст зажатых:
«По каратам считал, я — брат был»…
Присягаю: люблю богатых!
Целый ряд признаков свидетельствует о том, что «Не по вкусу мне и по нраву» представляет прямой выпад в адрес цветаевских стихов. Не говоря уже о прямых — без обиняков — рефлексиях типа первой строфы. «Не по вкусу мне и по нраву <…>/ оспаривать чье-то право / Иронически петь богатых», автор пытается ассоциативно-парафрастически,
через парящего в небе лебедя, передать ощущение цветаевской поэзии, мобилизуя для этой цели глубоко внедренный в сознание эмиграции образ лебединого стана (так называлась неизданная, но широко известная книга стихов поэтессы о Белой гвардии). Анонимный оппонент Цветаевой, безусловно, намеренно имитирует ритмический пульс ее стихов и финиширует евангельской заповедью («Не судите, да не судимы будете» Матф. 7, 1) — в тон и в пику ее строчкам: «Есть такая дурная басня: Как верблюды в иглу пролезли», намекающим на слова Христа о том, что «удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в Царство Божие» (Матф. 19, 24). «Ответ» приведен в количественное единообразие с «оспариваемым текстом»: в нем столько же стихов — 10 строф, 40 строчек, — что и у Цветаевой.
