И этого агента тоже не слишком следует опасаться — он уже успел проникнуться святой уверенностью, что ничего случиться в этом захолустном городке не может. По лицу его вижу, что уверился.
Так что расклад, как я вижу, неплохой. В мою пользу расклад.
Пора приступать.
Я медленно поковыляла к толпе.
К левой руке у меня были пристегнуты ножны, в которые вложен был нож. Ножны потом тоже выкинуть надо, ни к чему мне с ними светиться.
Слившись с толпой, я достала из кармана заранее приготовленный рулончик скотча.
Быстро обмотала прозрачной клейкой лентой указательный, большой и средний пальцы правой руки — это чтобы отпечатков не оставлять. Перчатки надевать — к общему костюму не подходят, а какие-нибудь варежки драные — в них нож кидать неудобно. Рука сорваться может — и все тогда.
А мне такие проколы не нужны. У меня только один шанс — с первого раза надо попасть.
— Идут! Идут! — услышала я крики где-то впереди.
Милиция тотчас образовала живой коридор. Народ, собственно, и не рвался особо, но, так как желающих увидеть министра воочию было довольно много, задние напирали на передних и образовалась давка.
Я обернулась на «спортсмена» — он так же стоял у стойки буфета и сосредоточенно раскуривал сигарету. Давай, давай, покури…
Молодого агента я не видела… А, нет, вон он мелькнул — по другую сторону живого коридора, образованного ментами.
Это хорошо, что по другую сторону, он всегда у меня перед глазами будет. Правда, и я у него прямо перед глазами буду, но ведь он меня не знает и не подозревает, что эта вот некрасивая синерылая тетенька…
А я выберу момент, когда он отвернется, и…
— Идут!
Я постаралась пробиться поближе к милицейскому ограждению и, получив несколько затрещин от граждан Петропавловска и гостей города, продвинулась только на десяток шагов — дальше уже трудно было.
Да мне дальше-то и не надо, что же мне, прямо перед светлые очи милиционеров вставать, что ли?
— Идут! Министр! Министр!
Что они все? Министра не видели никогда? У них телевизора дома нет, что ли?
Показались министр и свита его.
Министра я узнала сразу. Абсолютно лысый, из-за белесых бровей кажущийся безбровым, он шел, озабоченно наклонив голову. Лицо министра покраснело — наверное, от быстрой ходьбы, огромный живот грозил порвать дорогую ткань черного строгого пиджака.
Этого человека мне предстояло спасти от позора и тюремного заключения.
Сразу за министром шел Волк. Его я тоже сразу узнала, я его часто по телевизору видела. Волк, не поворачивая головы, стрелял по сторонам острыми глазами и нервно двигал своей хищной челюстью, будто пережевывал что-то.
Изменился он все-таки после двух покушений-то. Властная леность на лице сменилась более привычным для меня настороженно-злым выражением.
А как же — за ним ведь охота ведется.
Волк вдруг глянул на то место, где я стояла, я успела опустить глаза, а когда снова посмотрела на него — он уже по ту сторону коридора что-то цепким взглядом выискивал.
Позади министра и Волка брели расслабленной походочкой охрана и всяческие канцелярские деятели. Насмешливо и снисходительно посматривали на столпившихся людей — только что пальцем не показывали и не хохотали.
Мелькнула рожа Зайберта. Он смеялся и задорно рассказывал что-то высоким гостям.
Успел уже проспаться.
Несколько секунд оставалось до того момента, когда Волк поравняется со мной.
Я правой рукой отстегнула ножны и осторожно спустила их себе под ноги, оттолкнула подальше. Пальцами, забинтованными скотчем, взялась за лезвие и спрятала ручку ножа в рукав свитера.
— Министр! Министр! — кричали вокруг меня, что-то еще кричали на казахском. — Добро пожаловать! — кричали и размахивали цветами, флагами и просто руками — целый лес качался над головами.
— Министр! Министр! — закричала и я.
Подняла вверх руки.
Еще пара секунд, пара шагов…
Когда Волк поравнялся со мной, я отвела руку с ножом немного назад, высвободила рукоятку из рукава, чтобы свитер не мешал мне, размахнулась и, поймав глазами то место на белой шее Волка, куда должно было вонзиться оружие, мгновенно отправив мою жертву подальше от нашего мира, рассчитанным движением послала нож в смертельный полет.
