Не приближаясь к дороге, лёгкий Котёхин след взмывал на обдутый ветром откос, бежал вдоль берега ещё дальше вверх, против течения, давно остановленного, но всё равно – против… Вот свернул в устье былого ручья, берега́ в сыпучих перинах уброда стали расти, сдвигаться по сторонам.
«Тихо-то как… – И Светел вдруг усомнился: – Понадобилось же нам вкрадываться! Нет бы зряче на засаду пойти и тем усрамить…»
Его словно толкнуло, он вскинул глаза.
Увидел белый ком, летящий к нему из чёрного ельника.
Ком вертелся в воздухе и, наверно, свистел, но Светел слышал низкое, злое гудение, уже видя, где должен был завершиться почти прямой лёт белого кулака. Опытный пращник метил в гусли.
Тело не стало ждать мысли. Светел обнял дедушкину снасть, развернулся… В щит за плечами шарахнуло дубиной, едва устоял.
– Засада!..
Крик чуть припоздал. Слева, справа, сзади летели ещё комья.
– Кли… – начал Гарко.
Светел увидел, как дёрнулась его голова. Ядрецо щёлкнуло по виску, высекло кровавые брызги. Воевода жутковато запрокинулся, рухнул навзничь, разбросал руки. Потонул в пухлом снегу. Светел бросился над ним на колени. По щиту, по ногам кистенями молотил градобой.
– За Ойдриговичей! – орали из чащи. – Бей дикомытов!
Дружина, след в след тянувшаяся серединой ручья, начала бестолково сбиваться. Древко с зачехлённым знаменем кренилось туда и сюда. Мелькнуло лицо Зарника: прикушенная губа… Пальцы Светела будто своей волей оказались на струнах, повторили оборванное:
«Клином стройся!»
С третьего раза ребята услышали знакомый призыв. Не зря собирались на озере между Затресьем и Твёржей, недаром терпели взрослые смешки и попрёки.
«Щиты панцирем!»
Этот приказ двое гуслей вызвонили уже согласно, бодро и зло. Крепкие плетёнки брякнули венцом о венец. Выпрямилось знамя. Растерянная ватажка сплачивалась в дружину. Визжащие ядра по-прежнему сотрясали щиты.
– Это за Бакуню вам! – неслось с берегов. – За Дегтяря!
«Какой такой Бакуня?..» Ясно было одно: отверстаться за неведомого пострадальца намерились без шуток. Пращники заготовили не крохлые снежки ребячьих забав – гвоздили ледяными шарами, промороженными до жестокости камня.
«А вот прорвёмся! А вот не удадим – победим!»
Светел натянул бездвижного Гарку на опрокинутый щит. Пол-лица в кровавом снегу, на губах пузыри.
– Зарник, что молчишь? Зарник!..
Подвоевода вертел головой по сторонам.
– Выходить надо! – сказал Светел. – Стоять будем, вовсе забьют!
Зарник очнулся, как от затрещины.
– Тыл показать?.. Гнездарям?.. – Глянул в глаза Светелу, решился: – Веди, коли замысел есть.
От нового удара Светелу за куколь просыпалась морозная пыль, ожгла шею.
«Все вдруг!» – грянули гусли.
Клин развернулся слаженно, в два лыжных шага. Затыльные стали первыми, стиснулись в остриё. Гарку подхватили со щитом, прикрыли собой.
«Бе́жью вперёд!»
– Избабились дикомыты! – полетело сверху. – Заробели!
Светел различил голос Котёхи.
– Попомните Дегтяря!..
«Да какой ещё, в порошицу, Дегтярь?..» Светел вдруг представил, как перед поездом на дорогу выходит из лесу засадная шаечка не чета мальчишьему войску. Бородатые мужики с копьями, с луками, с топорами… А в поезде – мама. Ишутка беззащитная. Дед Игорка увечный.
«Дери не стой!» – рявкнули гусли. Из-под лапок шибче полетел снег.
– Куда жмарим?.. – прохрипели над ухом. – Стыдоба!..
Градобой стал редеть, потом перестал вовсе. Светел оглянулся:
– А вот куда…
Гнездари приобиделись. Враг уходил из-под пращей, не приняв чаемого урона. Вот с неприступной кручи, барахтаясь, ссыпалась на лёд тёмная лохматая тень. Следом – ещё, ещё. Затевалась погоня.
– На них поворачивай!.. – тяжело дыша, потребовал тот же малый, его звали Гневик.
– Не замай! – твёрдым голосом пресёк Зарник. – Рано!
– Ещё слушать тебя, – озлился храбрец. Прыжком развернулся на лапках, грозно заорал, наставил копьё.
Вскинутый щит почти сразу затрещал от ледяных комьев. Клочьями затрепыхался берестяной, любовно вырезанный калач…
Больше никто не остановился.
«Шагай тише!» – в два голоса приказали гусли. Дружина оставила бежать, пошла тяжёлым шагом, устало, щиты откачивались один от другого. В хоботный строй молча втёрся Гневик – избитый, с расшатанным плетнём на руке, но непокорённый. Бешено оглянулся, выставил гузно, ладонью хлопнул по кожушку… Вагашата почуяли удачу, густым скопом кинулись добирать:
