Появление посетителей заставило ее убежать в кухню где Натя скоблила, мыла и чистила посуду.
— Я, сударыня, слышала все, — тихо проговорила девушка. — Спасибо вам, что заступились за меня; а уж зато мы постараемся донять этого упрямца.
— Бог знает, что меня ждет, — с тяжелым вздохом проговорила озабоченная невеста. — Лучше бы я не зналась вовсе с этим грубым человеком. Но теперь дело зашло уже слишком далеко: кум Гиле объявил уже всему городу о нашей помолвке. Если бы что-нибудь теперь помешало нашей свадьбе, мне некуда было бы уйти от сплетен и пересудов.
— Да, сударыня, вы очутились бы тогда в очень тяжелом положении: у вас не было бы мужа, а этот грубиян преследовал бы и мучил вас без всякого сожаления. Вы уж лучше предоставьте все судьбе. Пусть все идет своим порядком, а две женщины справятся с самым отчаянным мужчиной. Поверьте, если только мы с вами будем крепко держаться заодно, господин Гаценброкер, в конце концов, должен будет стать тише воды, ниже травы, как этому и следует быть.
— Да, Натя, ты права, пожалуй! Конечно, я беру его, хотя я видела во сне мышиные зубы, а ведь это так же точно означает слезы, как и жемчуг. Ах, все равно: для меня постыло все на свете, если я не могу иметь Бокельсона.
— Неужели вы все еще не можете забыть этого чахоточного юношу? Ну, если бы вы за него вышли, это было бы все равно, что обвенчаться с чумой.
— Фу, не говори таких возмутительных вещей! Ты не понимаешь, что такое красота. И потом это предсказание старой Мерты… Но ты права: не стану об этом больше думать, потому что не могу думать без слез. Сперва он, казалось, был слишком знатен для меня; к тому же еще у меня на шее был мой старик, а потом… Потом он исчез, неизвестно куда: и кто знает, кого и где он ласкает теперь.
Госпожа Кампенс закрыла передником свои заплаканные глаза, а Натя, в сущности мало огорченная хозяйским горем, продолжала работать, напевая известную песенку побратимства: «Храни нас от бледной смерти». В комнате же Гаценброкер вел беседу с актерами своей труппы; тон его при этом был совсем не тот, каким он говорил только что со своей невестой.
Они толпились вокруг него; только двое решились усесться верхом на скамье перед камином. Рассевшись в кресле небрежно и расставив ноги, вожак этой труппы обратился к своим товарищам по искусству со словами:
— Довольно, наконец, этой праздной болтовни! Говорите, чего же вы хотите от меня?
— Мы хотим получить то, что нам еще не доплачено, Бенедикт, — сказал смело один из сидящих — человек с седой головой, на котором был надет пестрый сюртук: по-видимому, он являлся депутатом от всех остальных.
— Вы настоящие мужики: как затянули одну старую песню, так и не перестаете повторять ее без конца, — насмешливо сказал вождь. — Ну, вот касса! Смотрите сами, найдется ли там хоть пять грошей, а расходы еще предстоят впереди.
— Ти, ти, ти, га-га, ти-га, ти-га, — проговорил насмешливым тоном и подражая голосу птицы потешный всей компании; конечно так, если мы должны всему слепо верить. Но, говорят, кто стережет сало, тот его и смакует. Ах, черт возьми, мне придется порядком пропотеть зимой над варкой клея, пока удастся вознаградить себя за то, что ты у меня отнял, Бенедикт!
— Что же вы думаете, что я обманываю вас? — грозно завопил главарь. — Говорю вам еще раз: вот наша касса; смотрите сами. Я ничего не имею кроме убытка от всей этой истории. Лучше бы я никогда не связывался с вами и не начинал этой проклятой балаганщины.
Господа артисты шептались, смеялись и перебранивались между собой.
— Касса, правда, пуста, — сказал старик двусмысленным тоном, — это совершенно верно. Нельзя сомневаться в этом; но должна ли она быть пустой — это вопрос! Я должен получить еще семь любецких марок.
— А я два с половиной гульдена.
— И мне еще не доплачено сколько-то штюберов.
— И мне, и мне, и мне! — кричали остальные.
— А мне — тринадцать фламандских фунтов! — захохотал арлекин, прыгнув, как козел.
— Ах, вы, любецкий бездельник да фламандский скоморох! Вы — жадные до штюберов и флоринов! — продолжал Бенедикт Гаценброкер с яростью. — Разве вы не знаете, что я женюсь и делаю выгодную партию? Что же, вы хотите высосать весь мозг из моих костей? Хотите, чтобы я, кроме труда, потраченного мной, и кроме моих знаний, вложенных в это дело, потратил бы еще и чистые деньги ради вашей фантазии? И вот извольте: с такими-то молодцами я должен еще завтра снова устраивать представление!
