— Она проиграна по той же причине, что и предыдущая, — спокойно ответил Али. — Ты желаешь знать истинную причину обоих поражений? Хорошо, я открою её. Сомневаюсь, чтобы при тебе её вслух называли даже твои любимейшие военачальники, однако я твой единственный брат и мне позволительно это сделать. Эта причина — страх твоих воинов, в том числе и дейлемитов, перед русами и викингами, их неверие, что те могут быть побеждены. Вспомни сегодняшнее сражение. Ты начал его, напав на противника тремя тысячами пеших дейлемитов, которых справа и слева прикрывали по пять тысяч кызылбашей. Тринадцать тысяч воинов только в первой линии против врага общей численностью в неполные десять тысяч человек! Чем ответил на это воевода Олег? Он двинул навстречу твоей пехоте пять тысяч пеших русов и викингов и примерно полторы тысячи конных аланов и лазгов. Когда эти силы сковали твои, вдвое их превосходившие по числу воинов, воевода Олег навалился на наш левый край ещё тысячью русов, и кызылбаши не выдержали их удара и обратились в бегство. Противник не преследовал их, а ударил освободившимися силами по занимавшим центр нашего боевого порядка дейлемитам. Мне продолжать или тебе неприятно слушать меня?
— Неприятно слушать? Если я смог пережить случившееся, наблюдая за ним, то, что мне твой рассказ об этом? Продолжай, мне интересно слушать человека, который не льстит мне и называет вещи своими именами.
— Дейлемиты, надеясь на подкрепление, продолжали стойко сражаться, и воевода Олег бросил ещё тысячу свежих дружинников на кызылбашей, находившихся справа от дейлемитов. И те бросились наутёк ещё до вступления этой тысячи врагов в бой! Спасая оставшихся в одиночестве дейлемитов от русов и викингов, ударивших с трёх сторон, ты послал им на помощь две тысячи всадников и три тысячи пеших горцев-ополченцев. Однако конница была перехвачена вышедшими из сражения аланами и лазгами, а наёмники, увидев, что тысяча врагов, от которых бежали кызылбаши, теперь движется на них, повернули назад. Тогда я до конца понял положение полководца, вынужденного командовать воинами, ещё до встречи с противником, признавшими себя побеждёнными и мечтающими в битве не о победе, а о возможности как-либо уцелеть в ней. И душевные муки которого усугублялись тем, что он имел под рукой достаточное число храбрых воинов, могущих в корне изменить обстановку на поле сражения, но был лишён возможности ввести их в бой. Я не хотел бы оказаться на твоём месте, брат!
— Ты преувеличиваешь мои душевные муки, Али, — сказал Эль-мерзебан. — Думаешь, я не знаю, что уже в сражении у Узкого ущелья русы вселили в моих воинов такой ужас, что он до сих пор владеет их сердцами и не позволяет биться с ними на равных? И что после предыдущей битвы под стенами Бердаа, когда я вновь потерпел поражение, этот ужас усилился, и русы приобрели славу непобедимых в бою? Знаю всё это, хорошо знаю. Но что прикажешь мне делать? Ждать, когда этот страх улетучится из моих воинов? Может, я так и поступил бы, заперев чуть позже с собранным огромным войском русов в крепости, отрезав к ним пути доставки продовольствия, и, не доводя дело до решительного сражения, заставил бы их покинуть город либо погибнуть в нём от голода. Но за моей спиной войско Хусейна, начавшего наступление на Арран с целью завоевать его, и это для меня куда большая угроза, чем присутствие русов в Бердаа. Поэтому я не испытываю никаких душевных мук или угрызений совести, заставляя сражаться с русами и викингами кызылбашей и прочий местный сброд, но сохраняя по возможности дейлемитов, которые мне необходимы для победы над Хусейном.
— Ты поступаешь разумно. Какой прок в победе над русами, если ты заплатишь за неё гибелью пусть даже половины дейлемитов и затем потерпишь поражение от Хусейна? Получится, что ты уничтожил либо изгнал из Аррана грозных пришельцев для того, чтобы этим не пришлось заниматься твоему победителю Хусейну. Однако нельзя и бросить против него все силы, оставив в Бердаа сильное войско русов, — Хусейн может заключить с ними союз и, хорошенько заплатив, подговорит воеводу Олега нанести тебе удар в спину. С Хусейном можно спокойно воевать и надеяться на победу, если нет угрозы из Аррана, а поэтому необходимо до предела ослабить русов, остающихся в тылу нашего войска.
