— Ты ошибаешься, главный воевода, — возразил Свенельд, — я это давно уразумел. Наше войско могут покинуть сегодняшние союзники, великий князь может сменить нынешних воевод и тысяцких, а нам с тобою придётся находиться в Бердаа до конца... покуда халифат не обломает о нас зубы и не оставит в покое, либо покуда мы не сложим здесь головы. И ежели нам не суждено превратить арранцев и жителей Бердаа в своих союзников или друзей, то уж никак не позволительно делать из них врагов.
— Рад это слышать. Поэтому прекратим разговор о мятеже и каре горожанам за него и поговорим о другом. Сколько дружинников мы потеряли в сегодняшнем сражении?
— Убитыми около семисот, из них три сотни аланов и лазгов. Ещё две сотни русичей и викингов тяжело ранены и не смогут в ближайшее время участвовать в боях даже лучниками. Но в течение седмицы[80] в боевой строй возвратятся пять-шесть десятков дружинников, что были легко ранены в битве у Узкого ущелья. Недруг потерял много больше: одних кызылбашей легло более пяти тысяч, зарублено две сотни конных дейлемитов, а сколько раненых врагов унесено с поля боя и разбежалось по лесам и горам, вестимо одному Небу.
— Какое нам дело до потерь Эль-мерзебана — к нему уже завтра начнут подходить подкрепления, к тому же он полностью сохранил дейлемитов, костяк своего войска. А вот нам о пополнении своего воинства подумать самый раз — с неполными десятью тысячами дружинников сражаться снова с Мохаммедом, а потом, возможно, с Хусейном нам может оказаться не под силу. Завтра я отправляю к великому князю двух гонцов с просьбой, чтобы он срочно слал нам подмогу. Гонцы покинут город с попутными купеческими караванами под личиной торговых людей, и ежели с одним из них что случится, остаётся надежда на другого. Однако путь на Русь неблизок и опасен, и было бы неплохо, если бы помимо моих гонцов туда отправился ещё кто-либо, более сподручный для подобных тайных дел и хорошо знающий кавказские наречья и нравы. Тебе сейчас приходится встречаться со многими горожанами, нет ли у тебя на примете такого человека?
— Есть — сотник Глеб. Его хорошо знает воевода Микула, кое в чём он смог помочь и мне, — осторожно ответил Свенельд.
— Атаман Глеб? Я тоже знаком с ним. Хотя я не особливо доверяю чужеземцам и иноверцам, но начальник Глеба, атаман Казак — давний побратим воеводы Микулы, потому Глеб вынужден честно служить нам. Он неплох был, когда мы готовились к сражению у Узкого ущелья, его соглядатаи постоянно доносили мне о численности войск Эль-мерзебана вплоть до сегодняшней битвы и не ошиблись в этом ни на сотню воинов. Они смогли даже точно определить боевой дух в каждой части вражьего войска — у дейлемитов, кызылбашей, ополченцев горских племён. Наилучшие отношения у Глеба с Микулой, но если ты сможешь найти с ним общий язык — действуй немедля, поскольку Микула с конницей преследует разбитого Мохаммеда и возвратится в Бердаа в лучшем случае завтра к полудню. А нам времени терять никак нельзя.
Свенельда с Глебом связывали отношения, о которых ни в коем случае не должны были догадаться посторонние, в том числе и главный воевода, поэтому желательно было вообще не говорить о своей дружбе с атаманом, и Свенельд ответил уклончиво:
— Я плохо знаком с Глебом, сталкивался с ним лишь по делам города. Однако дело, которое ты ему намерен поручить, ни моё, ни Микулино, а касается всего войска, и он, как умный человек, должен понять, что в его исполнении главное — время, а не то, кто ему о нём сообщит. Ночью атаман обещал быть у меня с сообщением... с вестью, не остались ли где в окрестностях Бердаа неприятельские недобитки, дабы нападать на наши малые отряды в долине и мешать подвозу припасов в город. Я мог бы поговорить с ним заодно и об отправке гонцов на Русь, и атаман, возможно, сделает это раньше, чем ты, главный воевода.
— Глеб будет сегодня у тебя? Нам повезло — обычно он носится по всему Аррану и редко появляется в городе. Такую возможность упустить нельзя, посему отправляйся на встречу с атаманом, а утром сообщишь, чем она завершилась...
