— Вы верите в жизнь после смерти?
В голосе Персефоны прорезался лёгкий интерес.
— Я верю в возможности цифрала.
— Я не верю, — встрял Пирифой. В горле парня неприятно булькало. — Жизнь после смерти? Я не верю, я знаю. Лучше б не знал…
Боясь, что Иксионова сына вот-вот понесет по кочкам, Тезей поспешил вмешаться:
— Если вам больше нравится термин «информационный слепок личности»…
— Не имеет значения. Я посмотрю, что можно сделать.
Стационарный компьютер с широченным монитором — хоть кино смотри! — нашелся в дальнем углу лаборатории, в закутке между размораживателем плазмы крови и стойкой с четырьмя объемистыми термоконтейнерами. Когда женщина прошла мимо Тезея, он уловил новый запах. Нарциссы? Персефона пробудила компьютер от спячки, и запах исчез, словно волчица втянула ароматический шлейф в себя.
— Прокопий Аманатидис. Время смерти. Увы, — главврач развела руками. — Цифровая тень Прокопия Аманатидиса в настоящий момент недоступна.
— Блин! — Пирифой выбрался из кресла. Теперь он расхаживал по лаборатории: грыз шоколад, дышал асфоделевым перегаром. — Мы что, зря приехали?
— У вас есть альтернативный вариант?
— Есть, — Тезей не знал ни имени, ни фамилии девушки с Козьего въезда, но ему не оставили выбора. — К сожалению, данные неполные. Девушка, примерно двадцать лет. Среднего роста, брюнетка; судя по внешности, халпийка. Принимала участие в избиении табуна «Лизимахов» на Козьем въезде. Предположительное время смерти…
Пока он говорил, Персефона с невообразимой скоростью шелестела клавишами. На клавиатуре она работала левой рукой, правой же терзала «мышь». Тезей ощутил острый укол déjà vu. Сходным образом вёл себя дед, когда его мозг захватывала Слепая. Постоянная аватара, вспомнил Тезей. И знак вопроса. Неужели он сейчас беседует с само́й Владычицой Мёртвых?! Нет, это невозможно! Боги цифрала не общаются с людьми: в моменты одержимости дед не реагировал ни на какие обращения. Впрочем, одно исключение всё же имело место — первое погружение шестилетнего Тезея, когда он едва не утонул в бассейне. Тогда Слепая позволила своему аватару ответить внуку. Да, через цифрал, посредством чата, но всё же позволила. Здесь, в «Элизиуме», в сердцевине мембранной зоны, граница между реалом и цифралом слишком тонка, она становится проницаемой…
Частичное аватарирование? Ограниченная свобода воли? Паритет двух личностей внутри единого тела-скафандра? Тезей понимал, что никогда не узнает ответа.
— Вот, взгляните. Она?
С монитора на Тезея смотрело знакомое лицо. Увеличенное фото с какой-то анкеты.
— Да, это она.
— Вы уверены?
— Вполне.
— Сима Шавуш, халпийка, двадцать один год.
— Я могу поговорить с её…
— Цифровой тенью? Да, она в доступе.
— Что для этого нужно?
— Ангел.
Персефона извлекла из кармана халата чёрную рацию, какие носят охранники в супермаркетах:
— Приведите сорок девятую в лабораторию.
Ответное шуршание рации удовлетворило волчицу:
— Хорошо. Конец связи.
— И что, из цифрала можно любого жмурика вытащить?
Если раньше Пирифой избегал встречаться с Персефоной взглядом, то сейчас, встав перед главврачом, он с вызовом уставился на нее в упор.
— Нет, — желая сгладить очевидный конфликт, вмешался Тезей. — Ты же слышал, Аманатидис вне доступа…
— А будет в доступе? Ну, позже?
— Возможно.
Пересефона молчала.
— А другие, они тоже? То в доступе, то нет?
— Наверное…
В дверь постучали. На пороге стояла пациентка в халате поверх байковой пижамы. Это ее Тезей с Пирифоем встретили в тумане по дороге сюда. Женщину сопровождал привратник.
— Спасибо, вы свободны.
Привратник развернулся на каблуках — чётко, по-военному. Персефона поманила рукой пациентку — ангела?! — и та послушно, как под гипнозом, шагнула внутрь. Лицо ее ничего не выражало, взгляд, устремленный на главврача, был девственно пуст. На груди халата желтела нашивка с номером: ноль сорок девять.
Сколько, подумал Тезей. Сколько здесь пациентов?
— Я проведу настройку, — Персефона подвела сорок девятую к компьютеру. Оглянулась на мужчин: — Не вмешивайтесь, не разговаривайте.
Стараясь ступать бесшумно, Тезей обошёл стойку с термоконтейнерами и заглянул из-за плеча ангела в монитор. Фотография девушки с Козьего въезда была растянута на весь экран. При таком увеличении мелкое фото с документа должно было утратить резкость, пойти пикселями, однако снимок остался четким, словно его делали в профессиональной студии на высоком разрешении.
