Бун-Тур - страница 28

И зачем только я это выпалил! Я ведь без всякой насмешки, от радости, а вышло плохо! Язык бы себе откусил по самый корень! Встанет, думаю, и уйдет сейчас!.. А он ничего, только бородку свою совсем в винт вогнал.

— Ты, — говорит, — довольно наблюдательный. И ассоциации в тебе шевелятся… Ну, хорошо — выяснили: Сысоева она, Тамара, а что дальше?

Все молчат. А Васька Лобов опять схитрил: откашлялся и со всей торжественностью объявил:

— Слово для предложения имеет Борис Борисович! Пожалуйста, Борис Борисович!..

Пришлось ему встать. Выпустил он из руки бородку и предложил первыми направить в разведку добровольцев-девчонок. Пусть поищут по школам Тамару Сысоеву.

Ничего не скажешь — предложение что надо! Одобрили его. Катюшу Крылову назначили самой главной над нашими разведчицами. Ей будут передавать сведения о всех Сысоевых нашего района.

Когда расходились, Борис Борисович подошел ко мне.

— Ты не торопишься, Данилов?

Ну, думаю, придется расплачиваться за детективы. Что поделаешь — заслужил! Хорошо, что хоть без свидетелей.

— Нет, — говорю. — Не тороплюсь… Вы ведь ненадолго?

— На часик.

Ничего себе, думаю, попилит он мои косточки! Но вида не подаю.

— Останусь, — говорю. — Где? Здесь или…

— Пойдем в пионерскую комнату, — предлагает он.

Идем по коридору. Все нас обгоняют. На меня сочувственно смотрят. И Бун обогнал. Прошептал на ходу:

— Извинись, язычник! Я тебя подожду!

Вошли мы в комнату, и мне сразу полегчало — никого нету. А Борис Борисович достал из шкафа шахматную доску.

— Помнишь, — говорит, — мы договаривались сразиться?

— Помню! — отвечаю. — Вы мне тогда еще четверку за ту… за ладью поставили. Вид сверху и сбоку.

— Есть сегодня желание? — спрашивает Борис Борисович и бренчит фигурами.

А я все не верю. Длинная, думаю, у него увертюра! Начинал бы уж проработку поскорей!

А он не начинает. Сели мы напротив друг друга. У меня белые, у него черные. Разыграл я ферзевой гамбит. Об игре не думаю. Переставляю фигуры по памяти. Ходов по двадцать сделали, а он про детективы так и не вспоминает. Играет молча, серьезно. И я начал по-серьезному. Стараюсь хода на три вперед заглянуть. Только поздно я взялся. Зажал он меня прилично, и есть у него в запасе страшный ход, от которого вся моя оборона развалится. Что бы такое сделать? Отвлечь чем-нибудь, чтобы прозевал он этот выигрышный ход? Двинул я свою фигуру и спрашиваю:

— Борис Борисович! Объясните, пожалуйста, что значит: мысль повторенная есть ложь?

Он бороду рукой кверху задрал.

— Тебе не понятно?

— Понять, — говорю, — можно… Но есть и другая пословица: повторенье — мать ученья. Которая правильная?

— Обе! — отвечает. — Повторил — изучил — усвоил! А что дальше? Опять повторять? На месте топтаться?

И делает Борис Борисович тот выигрышный ход, которого я боялся. Не помогла моя хитрость. Горит мой ферзь без дыма голубым огнем. Махнул я рукой.

— Заметили! — говорю. — Сдаюсь!

Он бородкой трясет — не соглашается.

— Рано сдаешься! Ферзевой гамбит ты изучил, а дальше не двинулся… Я этот ход нарочно сделал, чтобы тебя проверить. Многие сдаются в такой позиции. А ты не повторяй их ошибку. Смотри!

Борис Борисович стал играть моими фигурами. Пожертвовал ферзя, двинул пешку, коня и поставил черным мат.

— Красотища! — говорю.

Он доволен. Сияет. Я и признался:

— Я думал, вы отчитать меня хотите за детективы… Вы уж не сердитесь!.. Сорвалось!

— Не за что, — говорит, — сердиться… Я с детства собираю коллекцию детективов… Люблю! Глупо, может быть… И коллекция, может быть, глупая, никому не нужная… Скажи, здорово надо мной в классе смеются?

— Да что вы! — Я чуть его по плечу не хлопнул, чтобы успокоить. — Да ни одной хохмы про вас! Мы же вас уважаем по-настоящему!.. Я и сам запоем детективы глотаю!

Борис Борисович улыбнулся.

— Не заливай! У тебя другая страсть!

Полез он в карман, вытащил конверт и мне протягивает. Заглянул я, а там — марки!.. Мне бы спасибо сказать, а я, как дурак, спрашиваю:

— Откуда вы знаете?

— А я вроде тебя — наблюдательный. Бери и… и беги — друг тебя заждался. Еще минуту — и носом стекло выдавит!

Посмотрел я на окно, а за стеклом лицо Буна торчит: нос приплюснут, глаза недоуменно хлопают.