- Да-да, я понимаю, - сказал я пересохшими губами. - Я помню: я обязывался ни словом, ни намеком... То есть, полный секрет... Я сам не понимаю, как случилось... - я вновь услышал васькин голос мне вдогонку у редакции: "Все равно узнаю!" Но как он отгадал Хряпова? Я что-то наплел Бузу... Но разве можно было додуматься?... Вот нюх у проныры! Конечно, затворничество купца, который прежде живал широко, не прошло мимо Васьки. Сопоставив время, факты, расспросив Буза, он, ясное дело, увидел, что оба неизвестных собрались в одном уравнении...
Я рассказал Фундуклиди и Хряпову всё, как было: про Буза, Ваську, прощание с газетой. Они слушали молча, только Фундуклиди то вскидывал, то напускал на глаза жуткие брови, выдвигал челюсть и торопил в пространных местах:
- Ну?... Ну а вы?... Ну, и как?...
Я рассказал с подробностями, упомянув даже о Диане на потолке (оба вынесли это без улыбки). В конце рассказа Хряпов почесал в затылке (видно было: первый запал уже прошел, и сомнения почти рассеялись) и сказал:
- Однако, неосторожно вы, Петр Владимирович...
- Неосторожно, - сокрушенно согласился я. - Но кто же мог знать, что этот мерзавец Васька догадается. И зачем ему это нужно?
- Стоит... - сказал Фундуклиди, в который раз посмотрев в окно.
Васька стоял на прежнем месте, обдуваемый ветром.
- Как ему не надоест? Римский статуй, ей-богу! - попытался я пошутить.
Фундуклиди перекатил на меня маслиновые глаза и сказал:
- А вдруг он связан со злодеями? Я лично допускаю такой вариант.
- Да?... - нервно спросил Хряпов. - Но откуда же? Откуда?
Фундуклиди солидно пожал плечами: мол, чего не бывает!
- В нашем положении можно всего ожидать, Савватий Елисеевич.
Все снова против воли посмотрели на мерзавца Беспрозванного. Тот уже прислонился к тумбе - устал, сердешный. С тех пор, как мы его заметили, прошел уже час. Сколько же он стоял до этого?
- Вот что, господа, я выйду и пошлю его к черту, - сказал я решительно.
- Ни в коем случае! - запротестовал Хряпов, волуясь. - Вы всё провалите! И без того ясно: нам дают понять, что дом под надзором.
- Вто это я как раз и смогу выяснить: случайно Васька ошивается у тумбы или дело впрямь серьезное.
Такая мысль вроде бы соблазнила Хряпова, но, поразмыслив, он сказал:
- Нет... Это опасно и... ни к чему. Да-с!
- Нет,- сказал и Фундуклиди.
- Ну что ж, - покорился я. - Как желаете.
Мы гнетуще помолчали.
- Однака, господа, - через минуту сказал Хряпов, - что это мы всё этак... молчим? Довольно дискуссии. Не лучше ли нам развеяться (он улыбался и даже потер руки; не веселились только глаза). Михаил Ксантиевич, что это вы снова изучаете в окне? Нападение злодеев еще не скоро... Так что, господа - партию в бильярд?
Я понял, на что намекал Хряпов: нельзя допускать упадка настроения. Уныние всех нас съест.
- Что же, господин миллионер, - сказал я весело, - готов проиграть вам бутылку французского коньяку... Надеюсь, вы потерпите возврат долга до тех пор, как мы выйдем отсюда с триумфом?
- Да уж, ладно, - сказал Савватий Елисеевич. - Хе-хе! Что уж поделаешь!
Мы почти силой оттащили Фундуклиди от окна. На лестнице по пути наверх, в бильярдную, детектив прижал меня боком и жарко сказал в ухо:
- В редакции-то, небось, наболтали чуть больше, а?
Он посмотрел на меня из лестничной тени, словно добавил: "Конечно, при Хряпове неудобно было сознаваться в невоздержанности на язык, но мне-то уж можете открыться!"
- Да что вы, - тихо сказал я Михаилу Ксантиевичу. - Вовсе нет!
Он улыбнулся и сощурил глаз-маслину: знаем вас!
Из бильярдной, от наших с Хряповым азартных выкриков (дорога была, разумеется не бутылка - престиж бильярдщика), Фундуклиди потом еще четыре раза бегал смотреть на Ваську. Тот на некоторе время исчез - видно, обедал в "Трех богатырях" неподалеку - потом появился, простоял два часа в сумерках - и снова исчез.
С тех пор он начал появляться почти каждый день и стоял на прежнем месте - у тумбы.
17.
Какая подлая штука - часы! Можно смотреть на них долго-долго, и стрелка будет стоять неподвижно, но стоит отвлечься, как вредный механизм тут же приходит в движение, и, повернувшись, вы замечаете, что стрелка уже продвинулась вперед на добрую половину часа. А вслед за нею плывет, скользит, ускользает время.
