Ее часто путали с сорванцом мальчишкой: и потому, что она отдавала предпочтение мальчишеским играм, и потому, что не вылезала из протертых, усеянных заплатами джинсов. Она прекрасно осознавала, что она — девочка, но энергия переполняла ее, била ключом, и от напора энергии, с которым она просыпалась каждое утро детства, надо было как-то избавляться. А она с самого младенчества была на редкость самостоятельным и самодостаточным ребенком и предпочитала сама принимать решения, в особенности если это касалось непосредственно ее персоны. Она сама решала, во что ей играть и какую одежду ей носить. Она научилась читать в четыре года, потому что ей захотелось читать самой, а не просить, чтобы ей почитали.
Ее свободе никто не мешал, и это было прекрасно. И так было до тех пор, пока под футболкой, которую она предпочитала другим туалетам, не стала вырисовываться тугая девичья грудь. Тогда Элль и распрощалась с буйными играми в ораве сорвиголов — мальчишки, с которыми она играла не одно лето на равных, вдруг стали необыкновенно внимательными и осторожными и частенько задерживали взгляд на выпуклостях, появившихся под тонким хлопком. Ей это льстило, но общаться с ними, как раньше, она уже не могла.
А затем пришло нечто, раз и навсегда показавшее ей, что она женщина. Элль отнеслась к начавшимся месячным философски, тем более что они протекали у нее довольно безболезненно. Она даже не испугалась, впервые увидев кровь на простыне и поняв происхождение этих пятен. Она просто позвала мать и поинтересовалась, что ей делать со всем этим дальше. Мать волновалась гораздо больше, чем дочь. А Элль была обеспокоена совершенно другим: в ее жизни наступила глобальная перемена и следовало что-нибудь предпринять, раз детство ушло и назад его не воротишь. Именно так она и сказала себе тогда: ушло детство. Она как-то сразу изменилась: от прежнего беззаботного и безумно энергичного существа не осталось и следа. Но одновременно с изменениями пришло и разочарование — стало скучно. Ей и раньше было скучновато со сверстницами, но теперь ее стало от них просто тошнить. У нее долго не было подруг, даже во время учебы в частной закрытой школе. Элль предпочитала держаться со всеми одинаково ровно, на значительном расстоянии, и не разрешала себе лишних эмоций. Однако в ее поведении не было высокомерия, и это позволило Элль заслужить в школе уважение учеников и преподавателей. Но это совершенно не способствовало тесному сближению, хотя она время от времени участвовала в тайных ночных посиделках девочек и прочая, прочая — сознательно подчеркивая что она была такой же, как они. Но сверстники чувствовали — все-таки она немного другая. Элль добилась определенного места в иерархии соучениц: к ней стали бегать за советом, как к человеку более мудрому и проницательному. И все же она в школьные годы предпочитала общению с людьми общение с книгами. Читала все подряд, от беллетристики до полупонятных научных монографий, разобраться в которых она могла, только обложившись с ног до головы словарями. Приезжая домой на каникулы, она часами просиживала в библиотеке либо уезжала к старшему брату и проводила время с его семьей, возясь с близнецами. И нисколько не чувствовала себя ущемленной, хотя родители были обеспокоены ее одиночеством и намеревались обратиться к психоаналитику. Отговорил их отец Фабрелатр: священник был другом семьи, к мнению которого прислушивались. Элль блестяще закончила школу, но поступать в университет не спешила. «Мне надо выбрать», — так объяснила она родителям.
Аделаида стала ее подругой внезапно и неожиданно для самой Элль. Она приходилась кузиной жене Дерека. Элль помнила ее еще со свадьбы старшего брата, и в ее памяти Адель сохранилась как черноволосая девочка-толстушка, невысокая и подвижная, как капелька ртути. Она была младше Элль на год. В обязанность Элль на свадьбе Дерека вменялся присмотр за младшими детьми (ей уже исполнилось пятнадцать), а в качестве помощницы ей была дана Аделаида. Но именно Адель и доставила больше всего хлопот. Она до самых кончиков толстых черных кос была набита всевозможнейшими проказами. Кульминацией ее похождений на свадьбе был взрыв ящика шутих, приготовленного для фейерверка. К счастью, тогда никто не пострадал.
